Вестник - Александра Лисина

клетку придется вскрывать, — подтвердил призрак. — Так получится быстрее. Но поскольку ты ничего не чувствуешь, то это не доставит особых проблем. И еще… Вилли, когда ты будешь забирать души, то на какое-то время почувствуешь то, что чувствуют они. И это может быть неприятно.

Я на мгновение задумался.

— Ладно. Попробую. На хорошие эмоции я, конечно, не рассчитываю, но возможно, что-то из этого мне пригодится.

Мор промолчал, тогда как я расстегнул камзол вместе с рубахой и с некоторым усилием раскрыл старую рану, края которой никогда не заживали. Ребра тут же захрустели, кожа неприятно натянулась, а внутри открылась такая жуть, что аж самому захотелось заглянуть туда поглубже.

За двести лет прежняя черная муть стала похожа на нечто совсем уж невообразимое, словно внутри меня и впрямь разверзся прямой портал в царство теней, куда следовало запихивать неприкаянные души. Больше скажу — изнутри еще и холодок сочился, постепенно разъедая окружающее пространство. Впрочем, кто знает, что сотворило со мной проклятие Саана? И в кого я превращусь лет этак через тысячу, если оно так и будет на меня воздействовать?

— Готов? — зачем-то спросил Мор, когда я налюбовался на развороченную грудь.

Я только плечами пожал. И в этот момент в комнате что-то явственно изменилось.

Сначала мне показалось, что под потолком кто-то зажег множество магических светильников, но, как вскоре выяснилось, это я просто начал видеть души в несколько ином свете. Теперь они засияли так ярко, что стали ярче звезд в ночном небе Дамана. И это в какой-то мере было даже завораживающе… до тех пор, пока все это так называемое небо не вздумало обрушиться мне на голову.

Практически сразу свет перед моими глазами померк, и я почувствовал, что на меня сверху давит уже не просто небо, а огромная каменная плита. Причем живая плита, которая беспрестанно что-то кричала, выла и бормотала на множество голосов.

Когда я вспоминал гибель мамы и мой последний день в первохраме, ощущения были сходными. Но тогда нас было двое, а здесь на меня обрушились тысячи душ и тысячи разнообразных эмоций, среди которых, как я и подозревал, доминировали исключительно отрицательные.

Боль… гнев… страх… отчаяние…

Я даже не думал, что у простых чувств существует так много всевозможных оттенков. По сути, каждое существо, чья душа меня на мгновение коснулась, испытывало свой собственный калейдоскоп эмоций, и каждая из них являлась особенной, индивидуальной, несмотря на то, что общий фон был одинаково тяжелым.

Наверное, если бы я умел по-настоящему чувствовать, я бы этого не пережил. Давление чужих мыслей, страданий и воспоминаний оказалось настолько велико, что это и впрямь могло свести с ума.

Однако мне повезло. Я мог по очереди рассматривать каждую из подаренных мне эмоций и изучать ее, словно бабочку в специальном альбоме. Они были скверными, да. Порой даже невыносимыми. Но каждая из них несла в себе то, что сам я давно утратил. И в конечном итоге я постарался запомнить их все, потому что другого подобного случая мне потом долго может не представиться.

Не знаю, сколько я так стоял, поглощая в себя души одну за одной, но в какой-то момент мне стало казаться, что я — это уже не совсем я, а нечто гораздо большее, как если бы души не просто проходили меня насквозь, а какой-то своей частичкой все же задерживались, прилипали и становились частью меня. Одна, две, три… даже несколько сотен почти не ощущались, однако когда число душ перевалило за тысячу, я почувствовал, что стал тяжелеть.

Такое впечатление, что на плечах возник невидимый, но неимоверно тяжелый плащ, в котором хранилось все то, чем смогли со мной поделиться чужие души. Все их отчаяние, боль, страх и все то, что их переполняло до краев в тот момент, когда мы соприкоснулись.

Я даже поискал глазами, куда бы присесть, чтобы не упасть ненароком, но Мор, заметив мое движение, отрицательно качнул головой, и я снова замер, чувствуя, как каменеет тело. «Плащ» с каждым мгновением все тяжелел и тяжелел. Вскоре мне стало казаться, что он не просто тяжелый, а уже неподъемный. Потом из каменного он превратился в железный. А затем… не знаю. Наверное, еще в какой-нибудь материал, выдержать тяжесть которого способны лишь боги.

Меня вдавило в пол так, что стопы с хрустом начали погружаться прямо в камень, отчего по плитам пошли длинные трещины. Сапоги, конечно, тут же изрезались острыми краями. На брючинах тоже вскоре зазияли прорехи.

Но я стоял. Молчал. И терпеливо ждал, когда поток душ наконец-то иссякнет. А когда они вошли в меня все до единой, мои ощущения от процесса несколько изменились.

Да, «плащ» на моих плечах все еще казался неподъемным, но теперь в густом мраке беспросветного отчаяния и немыслимой боли там начала стремительно разрастаться и надежда. Каким-то образом я чувствовал всех, кого коснулся. Всех, кто на меня сейчас надеялся. И тогда же ко мне пришло неожиданное понимание, какую нелегкую работу взял на себя Саан. А также то, для чего он нужен и почему даже он, темный, так важен для нашего мира.

Это действительно было непросто. Даже, наверное, невозможно.

Поэтому я посмотрел на тревожно замершее неподалеку облачко и, повинуясь какому-то наитию, сказал:

— Отпускаю…

Мне показалось, что весь мир вздохнул с облегчением, когда собранные мною души в едином порыве отправились в царство теней. Ушли очищенными, светлыми, безгрешными, оставив мне всю свою боль и ужасы пережитого плена.

— Спасибо, — так же тихо сказал Мор, когда я повел плечами, с которых наконец-то исчезла безумная тяжесть. — Спасибо тебе за них.

— Это тебе спасибо, — слабо улыбнулся я и только после этого позволил себе обессиленно упасть на колени.

* * *

Пещеру Гнора и все ходы, которые вырыла для него нежить, я уничтожил сразу, как только пришел в себя. Обрушил все перекрытия, завалил ходы, а перед этим не поленился сходить за огнивом и старательно выжег поганое логово, чтобы даже памяти о нем не осталось.

По следу Гнора тоже попытался пройти, но, к сожалению, потерял его у первой же попавшейся реки, поэтому оставил поиски на Нардиса. У него и людей больше, и следопыты наверняка найдутся…

— Кажется, у нас снова гость, — заметил призрак, когда я вернулся к логову и поставил на место дверь-плиту, для верности взгромоздив на нее еще и здоровенный валун. — Но на этот раз он не особенно скрывается.

Я обернулся и, прищурившись, быстро нашел неподалеку салатовую ауру. А потом и ее хозяина обнаружил — давешний мрон преспокойно вышел из-за дерева и так же оценивающе меня оглядел.

Судя по всему, неполных суток ему вполне хватило для восстановления — оборотень