Восстание - Радмила Александровна Ёлкина

тоном он стал разговаривать со мной. – Ну, а вообще–то, меня не слишком волнует то, как ты провела день.

– Конечно, – с сарказмом ответила я. – Мне кажется, Дежурных вообще мало что волнует. Неужели у вас совсем нет души? А лично у тебя ничего здесь не сжимается, – я указал на себе область сердца, – когда перед тобой люди, которым просто не повезло родиться в семье, в которой родились вы? Неужели ты ничего не чувствуешь, когда на твоих глазах люди умирают от голода и бесконечных работ? – я сказала это, казалось, с такой горячностью, что мне самой стало жаль себя. Но я тут же отбросила это чувство. Я посмотрела на лицо Дежурного. Кажется, он был потрясен моими словами. На мгновение я увидела в его лице что–то человеческое, чего не было на лицах других Дежурных. – Если бы я была такой как ты, я бы лучше умерла, чем бы просто смотрела на все то, что происходит в этом мире, которого уже не существует. Я бы умерла от отвращения к себе. Но отвращение у меня не к тем людям, которые в лагере, а к таким как ты. Поэтому, я даже думать не буду над тем, говорить им, что ты Дежурный, или нет.

– Хорошо, говори, – сказал он уже спокойно. Вся человечность тут же исчезла с его лица. – Можешь говорить им все, что пожелаешь, но пострадаешь потом ты, а не я. А возможно, и твоя сестра. Поэтому советую все–таки подумать.

– Ты лишь хочешь меня припугнуть.

– Вовсе нет, – спокойно отвечал Максим. – Я бы не так разговаривал с тобой, если бы хотел запугать тебя.

– Тебе не кажется, что ты странно разговариваешь со мной? Сейчас ты говоришь со мной так, а когда мы в лагере, ты всем показываешь свою власть надо мной. Ты, что, всем пытаешься доказать, что ты тут круче всех?

– Прекрати со мной так разговаривать! – он повысил на меня голос. А потом он взял себя в руки. – Скоро начнет темнеть, надо возвращаться.

– У меня есть один вопрос…

– Еще хоть слово, и я за себя не отвеваю! – процедил он сквозь зубы и пошел, уверенный в том, что я пойду за ним. И я пошла.

11

Вари уже не было. Значит, ее уже увели в другое место. Я села возле своего дерева и стала вновь наблюдать за остальными. Я смотрела на этого Максима, и мне становилось тошно. Его взгляд был суров и задумчив. Он ни с кем не разговаривал, кроме вожака. И то его фразы были короткими и холодными. Они все сидели возле костра и оживленно болтали, кроме Дежурного. За ужином он был молчаливым и задумчивым. Он частенько глядел куда–то в пустоту, а потом ловил мой взгляд, поджимал губы, выражение его лица становилось сердитым. Потом я посмотрела на Вику, которая мило мне улыбнулась. Когда она доела свою порцию ужина, она села рядом со мной. Ее Дима кинул на нее неодобрительный взгляд, но ничего не сказал.

– Не думай, что Дима всегда такой суровый, – говорила мне Вика. – На самом деле он не такой.

– У вас с ним что–то есть? – спросила я ее, она смущенно улыбнулась и кивнула мне головой. – Мы можем с тобой пройтись и поговорить?

– Прямо сейчас? – удивленно спросила Вика, я кивнула ей головой. Мы встали и молча пошли гулять по лесу. Я забралась на дерево и позвала к себе Вику. Она нерешительно стала карабкаться по дереву, но уже через минуту сидела рядом. Я смотрела вдаль, на звездное небо, на места, что были дальше. – Я никогда раньше не сидела так на дереве, – говорила Вика. – Я вижу, что тебе нравится вот так сидеть, да?

– Мне больше нравится смотреть на закат, – я повернулась к собеседнице лицом и увидела, как у нее блестят серые глаза. – А что нравится тебе?

– Полевые цветы, – отвечала она. – Особенно ромашки. Они здесь не растут. А когда я была еще в городе, они росли возле нашего дома. Мама с детства приучила меня только любоваться ими. Я никогда не рвала цветы.

– Из какого вы все города?

– Из 102, но я хочу забыть его, – коротко ответила она. – Мы здесь уже все больше месяца, кроме тебя, Вари и этого Максима. Мне совсем не нравится то, что Игорь считает его своей правой рукой. Мы совсем его не знаем, на каждый вопрос он отвечает шуткой, а мне кажется, это говорит о том, что он что–то от всех скрывает. Но, похоже, это вижу только я. Многие хотят с ним подружиться, но он так суров со всеми, что напоминает мне одного из тех Дежурных, что были у нас в городе.

Наши взгляды встретились, и мне казалось, что Вика уверена в том, что говорит. Я видела в ее глазах какую–то просьбу. Она хотела, чтобы мы вместе решили эту загадку, на которую я уже знала ответ. Но мне никто не поверит и ей тоже. Потом снизу раздался голос Димы:

– Я, конечно, все понимаю, Вика, но это слишком.

– Все в порядке, – отвечала она, слезая с дерева. – Ей можно верить. Пора бы уже начать общаться, теперь она одна из нас. Хватит так смотреть, будто она может убить тебя, Дима!

– Думаю, ты права, – его голос стал мягче. Он протянул мне руку, когда я слезла с дерева. – Дима.

– Таня, – попыталась улыбнуться я. Видя, как Дима смотрел на Вику, я поняла, что мне больше не следовало здесь задерживаться. – Я, пожалуй, пойду спать.

Я шла по лесу и вдыхала его запах. Ощущение полной свободы на время поглотило меня. Но стоило мне снова вернуться в этот лагерь, как я начинала чувствовать себя угнетенно. Дежурный сидел и у костра и о чем–то думал. Когда он увидел, что я села у дерева и снова буравлю его взглядом, он встал, потушил огонь и ушел в свою палатку. Я закуталась в папину куртку, которая лежала на земле рядом с елью, и быстро уснула, слушая, как легкий теплый ветер качает деревья.

Утро было морозным. Я проснулась от звука журчания реки. Возле костра с чашкой еды сидела Варя и разговаривала оживленно с Викой. Заметив, что я проснулась, она тут же подбежала ко мне с чашкой, которая предназначалась мне. И где они только могли взять гречиху? У них не могло быть столько гречихи на такое количество человек. А их где–то десяток. Все это странно. Но тем не менее, я съела свою порцию каши и выпила