Двенадцать несогласных - Валерий Панюшкин

– Ну как тебе, Коль?

– Лицей как лицей, – отвечал Коля, не видевший в жизни ничего, кроме казармы.

И Колин отец боялся, что мальчик откажется оставаться. Но Коля остался.

Не все дети были детдомовскими, но детдомовский иждивенческий синдром почти сразу овладел всеми. Приличная одежда рвалась на детях за неделю. Ботинки рвались за месяц. Никакими силами не удавалось заставить детей убирать мусор в своих комнатах и не ронять на пол ноутбуки, которые выдали каждому. Тогда Ермолин попросил педагогов-игротехников разработать для детей игру, которая учила бы самостоятельности и ответственности. Педагоги эти предложили использовать игровые деньги.

За полезные дела вроде уборки школы или работы в саду каждый ребенок теперь мог получать игровыми деньгами вознаграждение. За порчу имущества должен был игровыми деньгами платить. В конце семестра устраивался аукцион, на котором за игровые деньги можно было купить совсем не игровые вещи: плеер, фотокамеру, игрушку сестренке, с которой увидишься на каникулах, духи маме… За пару дней дети вполне разобрались, как устроена экономическая жизнь. В комнатах стало чисто, одежда перестала рваться, единственная проблема заключалась только в том, как распределить работу, если все хотят работать и не хватает рабочих мест. Дети спрашивали, будет ли им компенсация, если пару ботинок они будут носить не полгода, как положено, а год. Дети требовали, чтобы Ермолин уволил уборщиц, которые отнимают у школьников рабочие места.

Постепенно педагоги объясняли детям, что ради достижения внутришкольной социальной справедливости им нужно правительство, а чтобы правительство могло работать, нужен парламент и законы. Школа превратилась в республику, управляемую самими детьми. Ермолин только на всякий случай оставил за собою право вводить чрезвычайное положение, но так за все годы своего директорства ни разу чрезвычайного положения и не ввел.

Последним институтом власти, механизм которого следовало объяснить воспитанникам, вовсю уже заседавшим в правительстве и парламенте, оставался суд. Ермолин не хотел бы, наверное, чтобы ему предоставился случай объяснить детям, зачем нужен суд и как судят, но случай предоставился. Та самая девочка Таня, отец которой уехал служить в Чечню, совершила преступление.

Она была дочерью командира полка, привыкла всеми командовать. А тут в школе ей особо не подчинялся никто из детей. И более того: Таню не любили за эту склонность к авторитарности и за высокомерие. И вот однажды Таня взяла ножницы и остригла волосы всем куклам Барби, включая свою собственную. Девочки вернулись с занятий, обнаружили ущерб, стали плакать, и Таня тоже плакала. И подозрение пало (Таня об этом позаботилась) на детдомовского мальчика, который в тот день был дежурным и мог войти в спальни. Разбирательство длилось почти месяц. Мальчик вины не признавал. Однажды вечером, когда опять у девочек зашла речь об изуродованных Барби, воспитательница сказала:

– Ну ладно, девчонки, пора эту историю забывать. Бог все видит. Он знает, кто это сделал, а нам не обязательно.

В этот момент Таня расплакалась и сказала, что это она остригла кукол и она подставила детдомовского мальчика.

Ермолин мог бы просто отчислить Таню или наказать как-нибудь, но на педагогическом совете решено было к законодательной и исполнительной ветвям школьной власти добавить третью ветвь – судебную. Прокурором был назначен детдомовец, который чуть было не пострадал по Таниной вине. Адвокатом согласился стать Коля, сын вертолетчика из бухты Провидения. Присяжными были все остальные учащиеся интерната.

– В чем ты будешь обвинять Таню? – спрашивал Ермолин детдомовца накануне суда.

– Да она всех достала! – отвечал мальчик. – Че она тут, самая главная?

– Нет, подожди, – говорил Ермолин. – Какой закон она нарушила?

Крепко подумав, с третьего или с четвертого раза прокурор инкриминировал наконец Тане две статьи: порчу государственного имущества и клевету на гражданина республики.

С адвокатом Колей Ермолину было проще. Коля сразу сказал:

– Вы бы ни за что не узнали, что это она остригла кукол, если бы она не призналась.

В распоряжении защиты было чистосердечное признание, собственноручно написанное подсудимой. Ермолин очень смеялся. Видно было, что девочка, писавшая заявление, всю жизнь провела в казарме: «Я Татьяна Имярек, блядь последняя, признаю, свою вину, что остригла…» и так далее.

На процессе адвокат Коля выступил с пламенной пятнадцатиминутной речью и крикнул в конце:

– Повинную голову меч не сечет!

Присяжные вставали по одному и говорили Ермолину, исполнявшему роль судьи:

– Татьяна виновата. Не выгоняйте Таню.

Присяжных было куда больше двенадцати. Но они пришли к единому решению. У них был абсолютный консенсус.

Постепенно эти школьные республики распространились на всю страну. Однажды Ходорковский, только что купивший нефтяную компанию ЮКОС, приехал посмотреть, как живет финансируемая им школа. Был дождь. Ходорковский вошел в вестибюль, увидел хирургическую чистоту вокруг и разулся, чтобы не топтать полы, которые мыли дети. Он шагал в носках по школьным помещениям и говорил Ермолину:

– Анатолий Александрович, а что вы делаете завтра?

– Что скажете, то и делаю. Я человек военный.

– Есть предложение полететь в Нефтеюганск…

В Нефтеюганске, равно как и в других городах, где были предприятия ЮКОСа, положение с образованием было такое же, как и по всей стране – школы были, а системы воспитания не было. И Ермолин учил детей выбирать себе парламенты, парламентариев приглашал в летние лагеря, для активистов устраивал потом слет на манер скаутского. И все это вместе называлось проектом «Новая цивилизация».

Серьезные проблемы возникли у «Новой цивилизации» только в августе 1998 года в связи с экономическим кризисом в стране. Ходорковский тогда вынужден был прекратить финансирование всех благотворительных программ, кроме лицея в Коралово. Ермолин тогда объявил педагогам, занимавшимся «Новой цивилизацией» по всей стране, что зарплаты больше не будет. Но люди продолжали работать бесплатно. Школьные республики существовали на чистом энтузиазме целый год. А в конце года Ермолин пришел к Ходорковскому:

– Михаил Борисович, мы сохранили «Новую цивилизацию», но венцом программы является летний лагерь. Его обязательно нужно провести. Я готов ужаться до минимума, но все равно…

– Сколько получается?

– Двадцать тысяч долларов.

Ходорковский взял листок бумаги, написал на нем свое имя и имена троих своих партнеров. Против каждого имени проставил сумму $5000. Залез в сейф, вытащил пять тысяч наличными, а потом точно так же полезли в личные сейфы и другие руководители ЮКОСа. А еще через год компания выбралась из кризиса, и финансирование «Новой цивилизации» было восстановлено в полном объеме.

В 2003 году Ходорковского посадили. Ермолин к тому времени был одним из руководителей благотворительного фонда «Открытая Россия», который возглавлял лично Ходорковский, и «Новая цивилизация» была лишь одним из образовательных проектов, финансируемых фондом.