Правила одиночества - Самид Агаев

— Нисколько. Мой папа говорит, что австрийский психоаналитик Фрейд утверждал, что это не проходит бесследно для формирующейся личности.

— У этого Фрейда у самого, наверное, не все дома были, поэтому он так и утверждал.

— Ну ладно, я пойду, — сказала Джульетта.

— Давай еще поцелуемся, — предложил Виталик.

— Нет.

— Тогда руку дай.

— Зачем? — подозрительно спросила Джульетта.

— Ну так, пожать на прощание. Девушка с опаской протянула ему руку.

— Только не сильно жми.

Он взял ее руку и прижал к лицу. Затем долго смотрел, как она уходит — до тех пор, пока девушка не повернула за угол дома, — вздохнул и пошел к себе в общежитие. Радость первого поцелуя была отравлена неприятными мыслями: он не представлял, как вести себя с друзьями. Отказаться участвовать в затее Ислама значило выставить себя на посмешище. Принесла же нелегкая Черемисина в тот вечер, будь он неладен! У общежития политехникума стояли двое парней и, запрокинув головы, заигрывали с девицами, стоявшими на балконе третьего этажа. Виталик шел, оставляя их слева. Справа лежал пустырь, боковым зрением он отметил, что молодые люди бросили свое занятие и стали смотреть на него. В наступившей темноте разглядеть их лица не представлялось возможным, в то время как сам он, проходя как раз под светом фонаря, был доступен их взорам.

— А вот и наш Ромео, — услышал он голос Виталика Большого. Следом пробасил Али:

— Ромео, где твоя Джульетта? И снова голос Виталика:

— Разве я сторож Джульетте моей?

— Эй, вы, — сказал им Виталик Маленький, — уймите свою прыть, а не то я вас уйму.

Друзья подошли ближе: он стоял, сжав кулаки.

— Смотри-ка, маленький, а какой дерзкий, — отметил Али.

— Слушай, видели мы сегодня твою армянскую Джули, — сказал Виталик Большой, — ты знаешь, а она ничего!

Неуклюжий комплимент обезоружил влюбленного. Прилагая усилия, чтобы не улыбнуться, он спросил:

— Где видели?

— Мимо нас прошла, Али на нее так засмотрелся, что чуть не упал.

— Это верно, — подтвердил Али, — теперь мое сердце разбито — не знаю, как жить дальше буду. Я не могу мешать счастью друга. Но если будешь настолько благороден, что позволишь мне открыть ей свое сердце, ты настоящий друг. Пусть она сама выберет из нас того, кто ей больше нравится.

— Поздно, — обронил Виталик Маленький, — я с ней только что целовался.

— Иди врать, — недоверчиво сказал Виталик Большой.

— Чтоб ты умер, если я вру, — поклялся Виталик Маленький, — у меня даже помада на губах, наверное, осталась.

Али подошел ближе и, повернув лицо Виталика к свету, стал исследовать губы, потом даже понюхал.

— Похоже, — наконец сказал он и завистливо добавил, — везет же некоторым. Вот не понимаю, что она в нем нашла.

Али пошел рядом с Виталиком Маленьким, то и дело поглядывая на него.

— Эй, — окликнул его Виталик Большой, не двигаясь с места, — ты куда?

— Как куда — в общагу, — ответил Али.

— А девушки как же? — возмутился Виталик Большой. В ответ Али пропел:

— Ну а девушки, а девушки потом.

— Он еще удивляется, почему его девушки не любят, — заметил Виталик Большой и поплелся за друзьями, — девушки любят постоянство в мужчинах, они ценят верность, целеустремленность, ум, искрометный юмор. Еще немного — и они бы вышли. Ромео, между прочим, свою месяц обхаживал.

Ислам проснулся в первом часу ночи и, как ни пытался, не смог больше заснуть — ворочался с боку на бок, немилосердно скрипя пружинами кровати. От давешней боли в ногах осталось тупое, ноющее воспоминание. Поняв, что заснуть не удастся, он оделся и тихой сомнамбулой, на ватных ногах вышел на улицу. Проходя мимо застекленной комнаты дежурной по общежитию, с удивлением обнаружил там Али: оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал Эльзе, видимо, что-то неприличное — вахтерша жеманно смеялась и махала на него рукой. Узрев товарища, Али заговорщицки подмигнул ему, но рассказ свой не прервал. Ислам вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью ночной воздух. Ветер был со стороны нефтепромыслов (в Баку с любой стороны нефтепромыслы), поэтому отдавал мазутом — несмотря на это, вдохнул с наслаждением — после спертой атмосферы общежития любой воздух для него был хорош. Ислам вырос на море, в городе, лежащем на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами, и долго не мог привыкнуть к специфическому бакинскому воздуху, отдающему нефтью. Он постоял немного на крыльце, глядя на ночной город. Повсюду мерцали и переливались огни. Где-то вдали полыхал огромный факел, озаряя неровным светом полнеба. Он постоял так около получаса и вернулся в комнату.

В отличие от Ислама, Виталику часом позже удалось проскользнуть мимо Али незамеченным — для этого ему пришлось опуститься на корточки и таким образом проследовать мимо окон комнаты дежурной, где Али речитативом произносил слова Низами, обращенные к зевающей Эльзе:

Ворвался в Хузистан[12]в неистовстве ходжа,

Лобзаний табарзад[13]похитил он, дрожа,

И вот уже слились два розовые стана,

И две души слились, как розы Полистана.[14]

На светящемся циферблате наручных часов был час ночи. Несколько секунд он постоял на крыльце в нерешительности — на том же месте, где недавно стоял Ислам, вдыхая ночной воздух, — затем легко сбежал со ступеней и перемахнул через забор. Пересечь пустырь было делом нескольких минут. Джульетта жила на третьем этаже. Виталик встал под ее окнами так, чтобы на него падал свет фонаря.

Он заснул в мечтах о девушке и, засыпая, успел подумать о том, что, поскольку вся семья на даче, то выходит, Джульетта дома одна. И во сне он, видимо, продолжал думать об этом, потому что именно эта мысль разбудила его среди ночи и погнала под окна возлюбленной. Чистейшее безумие! Он простоял примерно час, прежде чем его желание разбудило Джульетту. Скрипнула оконная створка, и на балконе показалась изумленная девушка, — узнав Виталика, она приставила указательный палец к виску и покрутила им. Юноша улыбнулся и направился к телефонной будке, находящейся неподалеку.

— Привет, Джули, — сказал радостно в телефонную трубку, — извини, я тебя разбудил — так хотел тебя увидеть, что проснулся, очень соскучился.

— Ты с ума сошел, — шепотом произнесла девушка, — немедленно уходи!

— Почему ты шепотом говоришь? — спросил Виталик. — Ты же одна, или нет?

— Одна, — шепотом сказала Джульетта и повторила нормальным голосом: — Одна.