Мать железного дракона - Майкл Суэнвик

– А я потеряла два пальца и милка.

– А мой милок на сторону ходил. Я вроде как терпеть не стала, так он меня вышвырнул, и я чуток съехала с катушек. Может, кокнула его, не знаю. В те времена крепко на лунной пыли сидела. В общем, потеряла я его.

– А потом тюрьма. Рано или поздно загремишь в каталажку, верно? – снова встряла хайнтка. – Еще как верно. Нагрянула ты, к примеру, в город, взялась развлекать в задней комнатке забредшего в трущобный кабак тега, вырубила его пивной бутылкой, а как залезла к нему в бумажник, тут-то тебя жандармерия и накрыла. Бывает.

– Это да.

– Эвое[42], сестренка.

– Или набрела ты на пьяного фея, глотку ему перерезала, толкнула потроха, пока свеженькие, а остатки сложила в банку, чтоб деревенщине всякой показывать за денежки. Чего рожу-то кривишь? У самой кривая.

– Ничегошеньки ты не понимаешь, – сказала женщина-сова. – Думаешь, можно жизнь прожить и чтоб все пальчики целы и в каталажке ни разу? Ну, удачки. Тут как со вшами. Пойдешь в миссию к Дочерям Лилит, обкорнают тебе патлы, дадут шампунь специальный, частым гребнем вычешут. Но потом-то снова сюда. Заболталась с подружкой, а вши с нее на тебя и перескочили. Надолго никак не избавиться. Просто научись с ними жить, comprende?[43]

– Да звездец вообще, – поддакнул кто-то из хайнтов.

Кошка изо всех сил постаралась не чесаться.

Когда доели похлебку, Закидон разломил Кошкины энергетические батончики и раздал всем в качестве десерта. Откуда-то появилась бутылка, и ее пустили по кругу, потом по рукам пошло несколько косяков, кто-то притащил трубку для гашиша. Кошка зажала горлышко языком и притворилась, что пьет, а наркотики, не притронувшись, передавала соседкам. Никто вроде не обиделся.

Наконец пришло время развлечений.

Роль конферансье исполняла Бесси Поезд-Ушел.

– Сперва у нас пара певчих птичек, – объявила она.

Певчими птичками оказались две снежечки-альбиноски, такие хрупкие – вот-вот ветром сдует.

– Я… мы… – промямлила одна, уставившись в землю; а вторая густо покраснела.

Потом обе глубоко вдохнули. Встали плечом к плечу, взялись за руки, словно собираясь исполнить что-нибудь духовное и благозвучное. И грянули развязный мюзик-холльный номер на мотив «Желтой розы Багдада»[44], прихлопывая по коленкам в такт, подвизгивая и покрикивая:

Пели они, на Кошкин вкус, дольше, чем следовало бы, зато публика в конце смеялась и аплодировала. Бесси кивнула с важным видом, и снежки облегченно вздохнули.

– Теперь ты, – велела ведьма.

Рядом с Кошкой появилась нагиня и мотнула головой – давай, мол.

Кошка встала. Она волновалась. На нее уставились блестящие глаза зрителей: в некоторых читалась злоба, а в некоторых – просто предвкушение неудачи. Хайнты замерцали и материализовались поближе к ней. Бесси откинулась, опираясь на локоть, вид у нее был скептический.

– Я тебя вытащу, – прошептала Хелен. – Просто повторяй за мной. Так, чтобы тебе поверили! Убеди их, что это правда. Только и всего.

Кошка трижды, как профессиональная сказительница, резко хлопнула в ладоши, призывая к тишине. Прикоснулась к голове, губам, сердцу и ширинке, свидетельствуя, что каждое сказанное ею слово в некотором смысле будет правдой. А потом позволила словам Хелен излиться из себя.

– Это, – сказала она, – история про Еву и Змея.

Матушка Ева ходила по земле и обошла ее. Этим она раньше и занималась[46]. Не пешком – ведь в те времена все женщины ниже пояса были змеями. Но ей это нисколько не мешало. В своих странствиях она встретила Змея, у которого были прекрасные длинные ноги, и сказала: «Одолжи мне на время свои ноги. Я их верну, обещаю».

– А с чего бы мне вдруг что-нибудь для тебя делать? – спросил Змей. Они не ладили друг с другом: когда Ева съела яблоко и ее прогнали из Сада, она пыталась свалить всю вину на него. – Ты так ужасно врала на мой счет.

– Ой! Я и не думала, что все это ложь, – мне так хотелось, чтобы это было правдой, – ответила Ева. – Забудь. Просто дай мне свои ноги.

Змей не желал отдавать ей ноги, но, стоило Еве открыть рот, выходило, что верх – это низ, а день – это ночь, и в конце концов он уступил.

– Но только на несколько дней, – сказал Змей.

– Только на несколько дней, – согласилась Ева.

Прошло несколько дней, потом неделя. Прошел месяц, а Змей все еще ползал на животе. И вот он отправился на поиски Евы.

К тому времени Еве очень полюбилось новое тело.

– Такие прекрасные ноги, они тебе, верно, по ошибке достались, – сказала она. – Уверена, они с самого начала и предназначались мне.

Ева кинула в Змея камнем, и Змей уполз прочь.

Вот почему с тех самых пор у женщин такие красивые ноги. Миллионы лет минули с того дня, как Ева их украла, и пока, кроме Змея, никто не жаловался.

Когда история закончилась, вокруг костра на мгновение повисла изумленная тишина. А потом слушатели зааплодировали, засвистели, захохотали, застучали ладонями по бревнам, затопали. Хайнты замахали руками. И Кошка зарумянилась от удовольствия.

– Злая история, – сказала она, но тихонько.

– Свою службу она сослужила.

– Конец мне не понравился.

– Все-то критиковать горазды, – отозвалась Хелен. – Типично – история всей моей жизни.

В конце выступали две несчастного вида новенькие – хульдра и русалка. Пытались петь, но неудачно, а когда признались, что других талантов у них нет, их заставили раздеться догола и биться до изнеможения. Сначала соперницы держались зажато и скованно и даже как-то официально, но то, что началось как драка понарошку, постепенно все меньше и меньше походило на фарс. Лица женщин раскраснелись. Губы скривились от гнева. С пыхтением и ворчанием они начали драться всерьез.