Несокрушимый Арчи - Пэлем Грэнвил Вудхауз

В «Эрмитаж» они приехали по предложению Люсиль. Мистер Брустер вообще мало походил на солнечный луч, но в дни, последовавшие за инцидентом с Понго, он столь угрюмо взирал на мир и особенно на своего зятя, что, по мнению Люсиль, ему и Арчи следовало на время расстаться — точка зрения, с которой ее супруг от души согласился. Он блаженствовал в «Эрмитаже» и теперь поглядывал на вечные горы с теплой благожелательностью здорового мужчины в процессе отличного завтрака.

— День опять будет лучше некуда, — заметил он, созерцая умытый росою ландшафт и клочья утреннего тумана, уносившиеся с ветерком, будто легкие клубы дыма. — Как раз такой день, когда тебе следует быть здесь.

— Да. Жаль, что мне необходимо уехать. Нью-Йорк будет жарче раскаленной печи.

— Не езди. Отложи.

— Боюсь, это невозможно. У меня примерка.

Дальше Арчи не стал ее уговаривать. Он уже был мужем со стажем и успел усвоить всю важность примерок.

— Кроме того, — сказала Люсиль, — я хочу повидать папу (Арчи проглотил возглас удивления). Вернусь завтра к вечеру. Ты отлично проведешь время.

— Царица моей души, ты знаешь, что время без тебя отличным не бывает. Ты знаешь…

— Да? — одобрительно прошептала Люсиль. Ей никогда не надоедало слушать такие объяснения Арчи.

Но голос Арчи замер. Арчи уставился в глубину столовой.

— Черт! — воскликнул он. — Ну и жутко же красивая женщина!

— Где?

— Вон там. Только что вошла. Послушай, какие изумительные глаза! По-моему, я таких глаз еще не видел. Ты заметила ее глаза? Просто блистают. Жутко хорошенькая женщина!

Хотя утро было на редкость теплым, их столик словно бы овеяло холодом. Лицо Люсиль как будто слегка оледенело. Она не всегда разделяла юные непосредственные вспышки энтузиазма, внезапно охватывавшего Арчи.

— Ты так думаешь?

— И фигура изумительная.

— Да?

— Ну, я хотел сказать более или менее ничего, — сказал Арчи, вновь обретая некоторое количество того интеллекта, который поднимает человека выше уровня лесных зверей. — И конечно, не такая, какими я восхищаюсь.

— Так ты с ней знаком, верно?

— Абсолютно и вовсе нет, — поспешно сказал Арчи. — В первый раз ее вижу.

— Ты видел ее на сцене. Это Вера Сильвертон. Мы видели ее в…

— Ах да, конечно. Мы ее видели. Послушай, а что она делает здесь? Ей же надо быть в Нью-Йорке, репетировать. Помнится, я встретил, как бишь его там… ну, ты знаешь… типчик, который пишет пьесы и всякое такое. Джордж Бенхем… Помнится, я встретил Джорджа Бенхема, и он сказал мне, что она репетирует в его пьесе под названием… название я забыл, но помню, что название у нее, во всяком случае, было. Ну, так почему она не репетирует?

— Вероятно, устроила истерику, разорвала контракт и уехала. Она всегда так. Тем и знаменита. Она, видимо, ужасная женщина.

— Да.

— Я не хочу говорить о ней. Она была замужем за кем-то и развелась с ним. А потом вышла замуж за кого-то еще, и он развелся с ней. Уверена, два года назад волосы у нее были другого цвета, и я считаю, что женщина не должна так безвкусно мазаться, а ее одежда абсолютно не подходит для загорода, а жемчуг этот никак не может быть настоящим, и мне противно смотреть, как она закатывает глаза, а розовый цвет ей совсем не идет. По-моему, она жуткая женщина, и я предпочла бы, чтобы ты перестал говорить о ней.

— Ладненько, — послушно ответил Арчи.

Они завершили завтрак, и Люсиль отправилась к себе уложить сумку. Арчи неторопливо вышел на террасу, где он курил, общался с природой и думал о Люсиль. Он всегда думал о Люсиль, когда оказывался в одиночестве, а особенно в поэтической обстановке, подобной бесподобным видам, окружающим отель «Эрмитаж». Чем дольше он был женат на ней, тем больше священные узы представлялись ему абсолютной конфеткой. Мистер Брустер, конечно, считал их брак одним из самых страшных мировых бедствий. Но на взгляд Арчи, его брак был и оставался очень даже ничего. Чем больше он думал, тем больше изумлялся, почему такая девушка, как Люсиль, связала свою судьбу с типчиком третьего сорта вроде него. Его размышления, короче говоря, были именно такими, каким следует предаваться женатому человеку.

От них его отвлек какой-то вскрик или вопль почти у самого локтя, и, обернувшись, он увидел сногсшибательную мисс Сильвертон совсем рядом. Волосы сомнительного цвета блестели на солнце, а один из раскритикованных глаз был крепко зажмурен. Второй умоляюще смотрел на Арчи.

— Мне что-то попало в глаз, — сказала она.

— Да неужели?

— Вы не могли бы? Это было бы так любезно с вашей стороны.

Арчи предпочел бы убраться куда-нибудь подальше, но ни один мужчина, достойный такого названия, не может лишить помощи женщину в беде. Оттянуть веко дамы, и заглянуть под него, и потыкать туда уголком носового платка — вот был единственный открытый ему путь. Его поведение можно классифицировать не просто как безупречное, но и, безусловно, достохвальное. Рыцари короля Артура только этим и занимались, и посмотрите, какой репутацией они пользуются. А потому Люсиль, которая вышла из дверей отеля как раз тогда, когда операция завершилась, не должна была почувствовать то раздражение, которое почувствовала. Но бесспорно, есть некая интимность в позе мужчины, извлекающего мошку из женского глаза, так что воздействие ее на чувства законной жены можно и извинить. Эта поза намекала на своего рода rapprochement, или camaraderie[3], или, как выразился бы Арчи, что-то там еще.

— Я так вам благодарна! — сказала мисс Сильвертон.

— Да нет, что там, — сказал Арчи.

— Так неприятно, когда что-то попадает в глаз!

— Абсолютно!

— И со мной это случается постоянно!

— Не везет!

— Но редко находится кто-то, кто меня выручает так умело, как вы.

Люсиль почувствовала, что ей следует вмешаться в это пиршество разума и истечение души.

- Арчи, — сказала она, — если ты сейчас же сходишь за клюшками, у меня как раз хватит времени пройти с тобой несколько лунок до поезда.

— О, а, — сказал Арчи, заметив ее только теперь. — О, а, да, ладненько, да, да, да.

На пути к первой лунке у Арчи создалось впечатление, что Люсиль держится как-то расстроенно и рассеянно, и ему пришло в голову, причем не в первый раз, что в минуты кризиса чистая совесть — крайне ненадежная опора. Черт побери, что еще он мог сделать? Не бросать же бедняжку бродить, спотыкаясь, по отелю с батальонами мошек, прилипших к глазному яблоку? И все же…

— Чертовски скверно заполучить мошку в глаз, — наконец рискнул он. — Просто паршиво, хочу я сказать.

— Или же очень удобно.