Смерть Вазир-Мухтара - Юрий Тынянов
Шрифт:
Интервал:
Он воровато открыл ящик стола и вынул пакет с проектом. Он взламывал печати со своего проекта, как шпион, и взглянул на синие листы с опаской.
Все наступало слишком рано, как всегда наступают важные дни, но медлить более было никак невозможно.
Проект будет принят. Он, всеконечно, перехитрит Нессельрода, и он хорошо понимает императора.
Проект его был обширен, больше Туркменчайского мира. Все было расчислено, и все неопровержимо.
Он хотел быть королем.
— Нынче в Петербурге можно очень просто заработать деньги.
— Рази?
— Нынче в Петербурге не то что в старое время, а находятся очень многие образованные люди.
— Рази?
— Нынче, конечно, обращают много больше внимания на одёжу, кто как одет.
— Рази?
Разговор нумерного и Сашки, которые думали, что он уже уехал, был в середней комнате. За все время Сашка из важности говорил только: «разве?» Но потом он говорил «разве?» — уже из любопытства.
А Грибоедов сидел в плаще и слушал. Он было ушел и вернулся тихонько.
— Но нужно очень много нынче внимания. Останавливаются важные бары.
— Рази?
— В прошлом году в десятом нумере играли в карты и одного барина полоснули шандалом.
— Рази?
Разговор ему помогал. Невозможно идти сейчас к Нессельроду для того, чтобы декламировать.
Если человек задекламирует, дело его пропало.
Он это знал по себе — никто не хотел слушать его стихов для декламации, а в них ведь он весь как на ладони. Так он было хотел начать свое «Горе», но потом стал портить для театра, вставлять фарсы, и все восхитились. Так было должно действовать и с Нессельродом.
— С месяца два будет, у нас даже одна американская барыня разрешилась в пятом нумере мальчиком.
— Рази?
Один дипломат сказал: все настоящие бедствия рождаются из боязни мнимых. Этим он хотел определить свое ремесло.
Образовалось как бы тайное братство дипломатов, с общим знаком — улыбкой. Отъединенные, отпавшие от людей, в экстерриториальных, то есть по-русски — внеземных, дворцах, они выработали особые приемы поведения.
Нужно было притворяться обыкновенными людьми, чтобы уловлять людские слабости и создавать комбинации.
Все знали: если Талейран кутит напропалую, задает бал за балом, вокруг дам, — Франция накануне комбинаций. Если Меттерних говорит о своей отставке и о том, что он собирается всецело заняться философией права, — у Австрии есть комбинация.
Дипломаты экстерриториальны, оторваны. Поэтому каждое вседневное человеческое действие превращается в особый обряд. Обыкновенный обед вырос у них до безобразных размеров Обеда.
Как африканские туземцы, в начале XIX века добывшие яд, который назвали «кока», и опьянявшиеся им, шагали в бреду через щепочки, потому что они казались им бревнами, — так дипломаты поднимали в своих бокалах не портвейн или мадеру, а Пруссию или Испанию.
— Молодой человек, вы готовите себе печальную старость, — сказал Талейран одному молодому дипломату, который отказался играть в карты.
Как раз в тот день, когда шел Грибоедов к Нессельроду, появилось в «Северной пчеле» краткое известие:
«Новости заграничные. Франция.
В прошлое воскресенье Его Величество играл в карты с Принцем Леопольдом Кобургским и посланниками, российским и австрийским».
Молодой принц готовил себе приятную старость, а Франция в этот вечер проигрывала России и Австрии. Это была заграничная новость, а не отдел «Нравов». В отделе «Нравов» было совсем другое: «Источник сплетен», подписанный Ф. Б., там был настоящий картеж и настоящий обед, там был Фаддей Булгарин.
Коротенькая записка Нессельрода с просьбой пожаловать за час до бала — была новой комбинацией.
В кабинете Нессельрода Грибоедов оценил место и дислокацию и не сразу приступил к военным действиям.
Место было уютное. Бледно-голубые акварельки в тоненьких рамочках висели на стенках — симметрия леденцов. Домашние портретики императоров и дипломатов, лошадка Николая на литографии Гернера, гравюра Райта, где Николай изображен был на тарелочке с орлами, и Александр, пухлый, с женскими боками, на фоне Петропавловской крепости.
Челюсть Меттерниха тоже виднелась. Место приятное, место уютное, невинное. Это было не очень хорошо.
Он предпочитал несоразмеримо широкий и почти пустой кабинет министерства. Приходилось говорить о товарах, фабриках, капиталах. В этой комнатке никак нельзя себе всего этого представить, бумага остается бумагой.
Нессельрод преклонялся перед словами: депеша и меморандум. Изящно написанный меморандум мог заменить в разных случаях войну, кровь и brouhaha. Это было влияние кабинета, акварелек. Он все пошучивал и поднимал брови, усаживая Грибоедова в неизмеримое кресло.
Дальше. Дальше был выздоровевший Родофиникин.
Это было и так и сяк.
Эта была птица старая, стреляная. Жесткая серебряная голова его не привыкла к дальним размышлениям, но привыкла к поворотам. Он служил со времен Екатерины. Был потом секретарем в Капитуле орденов при Павле и там изучил человеческое вихревращение, бывшее политикой. Был при Аустерлице и даже пожил в нем два дня. Когда он читал: «Солнце Аустерлица» — он вспоминал лаковые полы в замке, а если говорили: «День Аустерлица» — он вспоминал утро, чемоданы, повозки, базарную площадь; он убегал в этот день из Аустерлица, малого, скверного городишка. И долго потом разъезжал он с казенными поручениями по Азии, был в Константинополе, привык к военным делам и внезапным смятениям, которые потом оказывались победой или поражением. Но при Александре он был в тени, азиатские дела были не в моде, а теперь настал его час: было азиатское brouhaha, и Нессельрод без него ни на шаг. Дальних стремлений у него, как и прежде, не было, но было одно тайное: быть исконным русским дворянином, чтоб все забыли греческие звуки его фамилии. Хотел он также приращения имений и еще хотел быть предводителем дворянства, хоть уездным.
Время было неверное, равновесие полетело за борт. Восток, может быть, будет завоеван. Проект мог пройти.
Тотчас как он погрузился в кресла, с двух сторон карлик и раскоряка протянули ему бумаги.
И Нессельрод засмеялся.
Грибоедов поклонился туда и сюда и пробежал глазами. Это были письма Нессельрода и Родофиникина Паскевичу. Он притворился внимательным. Писали о нем.
Письмо Нессельрода:
«Приезд г. Грибоедова и привезенные им доказательства, что мир заключен и трактат подписан, преисполнили радостью сердца всех…»
Нессельрод любил такие слова, как «доказательства» вместо «мир».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!