Талисман любви - Луанн Райс

Кайли почувствовала, как ее плечи выросли, как будто она свернула внутрь себя пару крыльев. Ей не нравилось, когда люди говорили о Мартине подобным образом, даже если он и прекратил звонить, даже если ее желания и не сбывались.

– Мартин Картье – неудачник, проигравший, – съязвил Микки.

– Проиграл Кубок Стэнли, – подхватил насмешку Эдди. – Это каким же большим неудачником надо быть, чтобы у тебя из-под носа увели Кубок Стэнли?

– Не называй его неудачником! – закричала Кайли.

– НЕУДАЧНИК! – завопил Микки.

– Большой, глупый, тупой, – добавила Нэнси.

– Глупый и тупой – это одно и то же, – повернулась к ней Кайли. – Так, возможно, ты говоришь все это о самой себе или о своих дружках.

– Ты тоже неудачница, – сказал Микки. – Раз все врешь про него. Да ты вовсе не знаешь Мартина Картье, и он никогда не приедет в нашу школу. И никогда не выиграет Кубок Стэнли. Пошли, парни, ну ее, эту мелкотню, пускай эта первоклашка остается одна.

Глаза Кайли заволокли слезы, она сжимала кулаки и смотрела вслед ребятам, убегавшим из вестибюля. Они все имели отцов. Она знала, потому что видела их на прибрежной ярмарке. Их слова причиняли ей сильную боль, и она от отчаяния обхватила себя руками. Она захотела, что бы ее ангелы пришли к ней. Она желала, чтобы они окружили ее своими мягкими крыльями и стали ей друзьями.

– Я не лгала, – сказала она пустому вестибюлю. – Я знаю Мартина Картье. Я его знаю.

Мартин ушел в подполье. Он был в своем доме, в самом центре Бостона, но он мог бы с таким же успехом находиться в какой-нибудь затерянной пещере. Закрытые шторы, выключенный телефон, обросший, небритый. Они снова потеряли Кубок Стэнли, и ничто не могло уже изменить свершившееся. Он проспал двое суток кряду.

В первый день ему снилось озеро. Лед был гладким и черным; можно было видеть рыбу, замороженную подо льдом. Форель, окунь, щука. Мартин катался на коньках, словно дух, серебряные лезвия едва касались льда. Он был свободен, легок, ничем не обременен. Но ему нужно было куда-то добраться; ветер дул ему в спину, подталкивая его к человеку, которого он не мог видеть.

На второй день ему снилось, что он катается быстрее. Озеро Лак-Верт расстилалось перед ним, змеиной тропой прорезая горы Канады. Высокие сосны кидали тени на темный лед, и Мартин знал, что тот человек, которого он искал, ждал его за следующим изгибом.

Кто это был? Чем ближе он подбирался к заветному месту, тем дальше оказывался этот человек. Его мать? Его отец? Натали? Лед начал таять вокруг его ног.

Проснулся он, запутавшись в простынях. Сердце бешено колотилось. Боже, кто же это был? Откинувшись на спину, он взглянул правде в лицо: он снова потерял Кубок Стэнли. Он подвел всех. Он был один на всем белом свете, даже в своих снах. Лед таял, озеро вот-вот готово было поглотить его, если он не сумеет добраться до нее.

– Нее? – сказал он вслух.

И тут понял.

Конечно же, это была Мэй. Она была там, это она ждала его. В этом сне он не был звездой НХЛ, а был просто самим собой.

Это было все, что требовалось Мэй. Она была хороша и добра, и он в первую же минуту их встречи сразу почувствовал, что между ними существует какая-то необъяснимая связь.

Мартин почувствовал, как он начинает тонуть, лед подтаивал вокруг его лодыжек. Мэй была совсем рядом и ждала его. Если бы только он мог добраться до нее, воз можно, тогда он сумеет спастись. Его горло перехватило, когда он подумал о ее маленькой девочке.

Возможно, они все могли бы спастись. Поднявшись на локте, он оглядел затемненную спальню и подумал о том, как предстанет перед светом дня.

Май был оживленным и беспокойным месяцем для свадеб, для пар, которые непременно хотели сочетаться браком под деревьями глицении, с букетами свежих фиалок и ландышей, но спокойное время для свадебных консультантов: все давно было спланировано. Мэй проводила большую часть времени в саду; для нее вошло в привычку встречать новых немногочисленных заказчиков с запачканными зеленой травой коленями и грязью под ногтями. Но все эти дни сердце Мэй было далеко от работы.

Четыре дня спустя после поражения «Медведей» и последнего звонка Мартина Мэй стояла на коленях в розарии, просеивая кофейное удобрение вокруг корней старого белого куста розы. Каждый розовый куст имел свою историю, рассказанную Мэй ее матерью, бабушкой и сестрой бабушки. Этот был посажен в 1946 году, когда Эмилия Дунн основала свой сарай, свое свадебное дело, свой «Брайдалбарн». Куст чуть не погиб во время ранних заморозков в тот первый год, но Эмилия и Энид спасли его, обернув в лоскуты от старых рубашек их отца. Абигейл любовно подкармливала его.

– Дай ему еще кофе, – велела тетя Энид, проходя ми мо с проверкой.

– Столько? – спросила Мэй, показывая половину сосуда.

– В два раза больше, – сказала тетя Энид.

Ее руку сотрясал небольшой паралич, и когда она вытянула ее вперед, ей пришлось опереться на плечо Мэй, чтобы стабилизировать себя. Бабушка Мэй утверждала, что розы любят кофе, что они становятся выше, крупнее и ярче, если их удобрять кофейной гущей по утрам. Запахи суглинка и французского жаркого смешивались в теплом воздухе, заставляя Мэй тосковать без ее матери больше, чем когда-либо. Она, должно быть, вздохнула, потому что тетя Энид посмотрела на нее.

– Что случилось, голубушка моя?

– Ничего, тетя Энид.

– Я не верю тебе, – сказала тетушка и повернулась к подошедшей к ним Тобин. – Может быть, ты разберешься со своей подругой?

– Я стараюсь, Энид, – сказала Тобин, обнимая старушку.

Тетя Энид когда-то была как конфетка, но возраст изогнул ее позвоночник и уменьшил ее рост на четыре дюйма. У нее были коротко подстриженные белые волосы и бледно-голубые глаза, одета она была в свой любимый костюм садовника: розовый, старый полотняный жакет и высокие, до коленей, зеленые резиновые боты, которые достались ей еще от сестры.

– Ох, голубушка, – сказала тетя Энид. – Это все из-за того хоккеиста?

– Кого-кого? – переспросила Мэй.

– В самую точку, – отозвалась Тобин.

– Кайли сказала мне, что он звонил, а затем… – Тетя Энид остановила себя.

– Кайли он понравился, – пробормотала Мэй.

– О, в этом-то и причина, – сказала Тобин.

Тетя Энид опустила руку в горшок со старой кофейной гущей, пропустила ее через свои скрюченные пальцы – она делала это много раз – и затем тщательно распределила удобрение вокруг корней старого куста белой розы.

– Тоска по кому-то – забавная штука, – сказала тетушка Энид. – Это чувство настигает тебя, не так ли? Ты даже не можешь вычислить, где это начинается и где это заканчивается.

– Она не может, – подтвердила Тобин, и Мэй почувствовала ее пристальный взгляд у себя на затылке.