Мент: Рождество по-новорусски - Александр Золотько

– Дорого выходило? – спросил Гринчук.

Гиря резко обернулся к Гринчуку, потом засмеялся и погрозил пальцем:

– Не нужно меня доставать сейчас. Я, наверное, по твоим понятиям, типа урода… но ты меня послушай. Последняя тварь все для тебя сделает, если почувствует, что ты к ней относишься, как к человеку. Ты пойми, Зеленый, они ж все – с улицы. А там живым остаться – уже счастье. Ты не думал, почему ты и другие правильные менты, все правильно делаете, а народ к нам идет. Ко мне. Не прикидывал? Они ж знают, что я их не озолочу. Знают, что у меня и грохнуть могут, что я сам могу… всяко бывает. А идут ко мне, а не в дружинники. Знаешь чего? А того, что вы им предлагаете стать такими как все, а для меня они все исключительные. Въехал?

– Въехал, – сказал Гринчук.

Потом взял Гирю за отвороты дубленки и встряхнул.

– А теперь ты послушай, красавец. И не перебивай. По моим понятиям, ты – гнида, которую давно нужно было придушить. И если бы ты подох, дышать стало бы легче. И пацаны, которых ты делаешь исключительными, тогда, может, чем другим занялись бы. И уж во всяком случае, наркоты всякой на улицах стало бы меньше. И разговариваю я сейчас с тобой только потому, что…

– А почему? – спросил сипло – горло ему Гринчук сдавил – Гиря. – Почему? Интересно тебе? Тогда поставь меня наместо.

Гринчук разжал руки. Гиря откашлялся и поправил шарф.

До входа в метро они прошли молча.

– Может, такси? – предложил Гринчук.

– Нет, на метре так на метре, – упрямо сказал Гиря. – И мы еще не поговорили.

На станции Гиря глянул на специально вывешенное новогоднее расписание, потом посмотрел на часы:

– О, еще минут десять есть. Присядем?

Они сели на скамейку, стоявшую на платформе.

– Я тебя и поблагодарить забыл, – сказал Гиря.

– За звонок Мехтиеву? Забудьте.

– Не за звонок, – покачал головой Гиря. – Это ж ты тогда мне гранату в кабинет поставил?

Ничего не дрогнуло на лице Гринчука.

– За то спасибо, что шанс мне тогда дал.

– Для чего шанс?

– Подумать. Я в больнице посидел, подумал… И понял, что самое главное для меня. Да для любого это самое главное, – Гиря полез было за сигаретами, но передумал.

– И что же?

– Живым остаться. Не дать этим уродам себя замочить.

– Благое желание, – кивнул Гринчук. – Есть классный способ – замочить уродов раньше.

– И замочу. Замочу. Только…

В метро спустилась компания. Кто-то затянул «В лесу родилась елочка», кто-то с шумом открыл шампанское. Кто просто заорал от избытка чувств.

– Ты Сане не верь, – сказал Гиря.

– А я и не верю. И вам, кстати, тоже.

– И мне не верь. Но Сане не верь в первую очередь. Он на тебя виды имеет. На твоих новых друзей. На тех, кто тебе новые погоны надел. Он хочет, чтобы его туда взяли, чтобы…

– Куда взяли? – уточнил Гринчук.

– Не знаю, как это называется. Но ты все равно меня понял. Ты умный. Он меня на это зарядил, чтобы я поискал туда выходы, – заметив на лице Гринчука улыбку, Гиря тоже усмехнулся. – Вот и я про то. Какого хера он меня на такое стремное дело подписывает? Чтобы я к тебе пришел? Или еще чего? Не знаю. Только он это крепко решил. И если договорится с этими, то он здесь все подчистит.

– А вам-то что?

– А меня туда не возьмут при любом раскладе. Если его возьмут, он меня здесь тоже в живых не оставит. Понял? – Гиря посмотрел на часы. – И где ж этот поезд?

– Опаздывает, – сказал Гринчук. – Праздник.

Людей на платформе собралось уже десятка три.

– Праздник, – протянул Гиря. – Но Сане ты не верь. Все время оглядывайся.

– Хорошо, – кивнул Гринчук. – Только ты, Гиря, тоже запомни – у нас это с тобой последний такой душевный разговор. Самый последний. И если ты действительно хочешь выжить – лучше со мной не пересекайся.

– Это уж как карта ляжет, – сказал Гиря, вставая со скамейки. – Что-то мне перехотелось в метре ездить. Пока. Нинку не обижай.

Гиря, не торопясь, прошел по платформе. Встал на эскалатор, помахал Гринчуку рукой. Тот отвернулся.

Не хватало еще выслушивать поучения от Гири. Как-нибудь сам разберется со своими делами. И с Ниной, и с Братком. Жизнь – это как… Как, вон, поезд метро. Есть тоннель. И рано или поздно из тоннеля появится поезд. Не танк или самолет, а поезд.

Послышалась музыка. Баян.

Веселится народ. Радуется. Какая свадьба без баяна? Гринчук взглянул на стоящих на платформе людей. Странно, баяниста среди них не было, но звуки баяна явственно усиливались. Кто-то играл «Прощание славянки».

Те, что стояли на правом краю платформы вдруг оживились, что-то закричали. По эскалатору спустилась дежурная по станции и двое сержантов милиции. Гринчук встал со скамейки. Подошел к краю платформы.

Жизнь действительно похожа на метро. Ты будешь стопроцентно уверен, что должен появиться поезд, а появиться может все, что угодно. Например, пьяный мужик с баяном.

Как он попал в тоннель?

Шапка сбита на затылок, пальто расстегнуто, баян орет, а за спиной мужика медленно движется поезд. И лицо у машиниста не злое, а какое-то даже одухотворенное. Праздничное лицо.

Народ закричал радостно, сержанты начали слазить с перрона за мужиком, а тот все продолжал играть.

Гринчук вышел из метро. Осмотрелся. Достал из кармана телефон и набрал номер.

– Нина?

– Да.

– Бросай все, садись на такси и поехали к Мишке. К бабе Ирине. Там сейчас и Браток. Ты как, не против?

– Не против, – сказала Нина.

– Тогда я жду возле подъезда.

Гринчук вспомнил мужика с баяном и засмеялся. Праздничное настроение вдруг появилось само собой, словно подтверждая старое правило, что Новый год нельзя встретить, как запланировал. Даже если ты его решил для себя испортить. Это Новый год.

Гиря был, в общем, доволен. Мехтиев выслушал Али и тоже остался удовлетворен. Владимир Родионыч в компании Полковника даже позволил себе выпить немного больше чем обычно, Наталье Липской удалось в постели отвлечь мужа от печальных мыслей и даже повернуть их в нужном направлении.

Граф, провожая до утра гостей, был доволен, что ничего, кроме совершенно идиотской петли над дорогой и табурета, не омрачило общего течения праздника.

Даже Леонид Липский, проснувшийся в номере с проституткой в полдень первого января, был доволен. Это поняли и оба охранника, потому, что Леня, против обыкновения не делал въедливых замечаний и не придирался к обслуге.

Последнее, правда, могло быть результатом вчерашнего эксцесса, но этого Григорий и Дима обсуждать не стали.