Заходер и все-все-все… - Галина Сергеевна Заходер

кажутся «суетными», как, впрочем, и тогда.

Мне же, в связи с именем Евгения Браудо, вспомнилась история, рассказанная нам бывшей хозяйкой нашего Комаровского дома, Ноэми Тевелевной Браудо. Я ее расскажу так, как запомнила. Это добавит еще один штрих к портретам людей, с которыми связана судьба нашего дома.

В молодости за Ноэми ухаживал доктор Боткин, но она вышла замуж за органиста Исайю Браудо. Видимо, он был не слишком известен в те годы, так как ее спрашивали, «не жена ли она известного музыкального критика Браудо?» Чтобы покончить с этими вопросами, Ноэми вторично вышла замуж, теперь уже за музыкального критика Евгения Браудо. И как раз в это время стал очень популярен Исайя Браудо, и у нее уже спрашивали, не жена ли она известного органиста Браудо…

Чиновник, оформлявший документы на покупку дома, спросил Бориса, не жена ли наша хозяйка известного адвоката Браудо? Но адвокат — Брауде.

IV

Гости Комаровки

Нина Зозуля

Решительный поворот в моей жизни вызвал среди знакомых много различных толков.

Помню, как перемывали мне косточки, когда только начался мой «семилетний» роман. Но длительность его и постоянство вызывали уже не осуждение, а скорее поддержку, даже сочувствие.

И вдруг — словно гром среди ясного неба — узнают, что я вышла замуж, да еще за самого Заходера, да еще оставила работу и вообще уехала жить в деревню. Было о чем поговорить.

И надо же, именно в это время в мире случилось нечто, о чем тоже было интересно поговорить: Жаклин Кеннеди вышла замуж за Онасиса. И как-то получилось, что мы с ней иногда даже встречались: один раз на какой-то газетной полосе, посвященной женскому дню, другой — лицом к лицу на приеме в американском посольстве, мы даже поклонились друг другу. Так что мы одновременно попали на зубок тем, кто знал о нас.

…На самом деле неожиданностей оказалось достаточно и без шуток. Одна из них, как я уже упоминала, — возвращение почти что в лоно отчего дома. Другая случайность, не менее интересная, поджидала нас, когда я повезла Борю знакомиться с мамой. Рассказывая по пути, кто у нас соседи, упомянула своего одноклассника, живущего через дом. Борис, едва услышав его фамилию, спросил имя его жены, и когда узнал, то сказал, что они были его соседями по московской коммунальной квартире.

Оказалось, что избитая, но сомнительная истина насчет тесноты мира — действительно истина. Буквально в один из первых же выездов на местный базар Борис вдруг радостно кинулся навстречу какой-то даме, и они начали похлопывать друг друга по спине и целоваться. Борис познакомил нас: «Моя жена Галя — Нина Зозуля». Какой приятный сюрприз: их дача тоже недалеко от нас. Подошел ее муж, И. М. Шашенский (видимо, тот самый, которого она «навеки полюбила», оставив Бориса с разбитым сердцем). Нина посмотрела на меня прохладно, но это было мгновение — она улыбнулась, и с этого момента мы стали хорошими подругами до конца ее дней.

Вскоре я могла воочию убедиться, что Нина Ефимовна унаследовала привычный быт родного дома, о котором упоминал К. И. Чуковский в своем дневнике. У них на даче постоянно кто-нибудь гостил, вплоть до цыганского табора, который однажды появился на один вечер по приглашению их сына Ленечки, да так и задержался на длительный срок. Нина отмывала запущенных детей, вязала им свитера, а вечерами в саду у костра, пригласив своих друзей, слушала с ними вместе цыганские песни.

Мы ездили друг к другу в гости. Мой сын Андрей подружился с Леней, который неоднократно говорил с гордостью, что «мог бы быть сыном Бориса Заходера». Именно — мог бы…

Нина просто обожала сына и любила рассказывать историю об его уме и находчивости, которая вызывала у Бориса язвительно-понимающую улыбку. Ленечка во время путешествия на юг потерял деньги, или их украли — неважно. Важно, что, дойдя до этого места, Нина доставала носовой платок и, вытирая слезы умиления, заканчивала: «Представляете, какой умный ребенок — догадался прислать нам телеграмму…»

В один из первых визитов Нина привезла нам в подарок собаку — шоколадного цвета доберман-пинчера. Это тоже был жест, характеризующий доброе сердце Нины (думаю, что и Борино). Пес, брошенный хозяевами, нуждался в приюте. Мы его приняли, дали имя — Дар. Полюбили. Увы, он прожил недолго. А я могла потерять мужа: так тяжело, с сердечной болью, Боря перенес гибель нашего любимца.

Дару обязано человечество стихотворением:

ПАМЯТИ МОЕГО ПСА

Что же это, собачий ты сын?

Где хваленая верность твоя?

Как посмел забежать ты —

Один! —

В отдаленные эти края?

В те края,

Где кончается след,

В те края,

Где зови, не зови —

Ни ответа, ни отзвука нет,

Никому,

Даже нашей любви…

Там,

Откуда

Дороги назад

Не найти и собачьим чутьем, —

Позабудешь ты намертво, брат,

О хозяине старом своем…

А хозяину — жизнь немила.

Сердце, сволочь, болит и болит…

…Вот такие-то, рыжий, дела:

Пес умолк,

А хозяин скулит…

Впрочем,

Что же я?

Он, как всегда, —

Быстроногий,

Бежит впереди.

Боль в груди говорит:

«Не беда,

Ты догонишь его…

Погоди…»

18 октября 1969 г.

Рина Зеленая

Второй дамой (из старых знакомых Бориса), которая «признала» меня, была Рина Зеленая. Кстати, она была также и подругой Лели Алексеевой, нашей соседки. Они вместе снимались в кино.

Первый визит знаменитой Рины Зеленой запомнился тем, что она тоже, как и Нина Зозуля, не скрыла своей настороженности по отношению ко мне. Но если Нина почти мгновенно преодолела ее, то Рина Васильевна — не сразу.

Позднее, когда Рина Васильевна издала свою книгу воспоминаний «Разрозненные страницы», я нашла в ней строчки, где она описывает сходную ситуацию. Речь идет об одном актере, с которым она очень дружила.

«Я не была в курсе всех его жен. Я познакомилась с одной из них, очень красивой женщиной, и уже почти начала привыкать к ней <…> вдруг <…> кто-то из друзей сообщает мне, что — развод, что совершенно будет теперь другая жена. Ну, было много волнений, все как-то очень горячо принимали в этом участие. А я ему сказала, что в таких случаях надо все-таки думать о друзьях. Что он нам теперь предложит? Ну, тут я должна сказать, что он