Ошибка - Эль Кеннеди

– О черт, продолжай, детка, – мурлычет Логан. – Потрись об меня своей киской.

О. Боже.

Оказывается, пошлости – это очень… необычно. И возбуждающе. Я так заведена, что уже не могу ясно мыслить.

Логан прокладывает дорожку из поцелуев к моим губам, и его язык погружается в мой рот, подражая движению его бедер. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал мне, что Джон Логан будет ласкать меня в кладовке кинотеатра, я бы умерла со смеху.

Но вот мы здесь, и это просто потрясающе. Мой клитор пульсирует каждый раз, когда в него вжимается шов на ширинке Логана, и либо я совершенно неправильно истолковываю неистовое пульсирование между моих ног, либо… я скоро кончу. Полностью одетая, касаясь лишь его бедра, которое трется о мою… о боже, да, я вот-вот кончу.

Отчаянные всхлипы срываются с моих губ, но их тут же заглушает очередной страстный поцелуй Логана, чьи бедра двигаются сильнее, быстрее, и вот удовольствие взрывается во мне и прокатывается по телу волной чистого наслаждения, от которого звенит в ушах и сжимаются пальцы на ногах.

Голова Логана опускается в изгиб моей шеи, и он низко рычит. Его тяжелое дыхание опаляет мою кожу, а все его тело дрожит.

– Черт. Это было так круто, – хрипит он несколько секунд спустя.

Его руки обнимают меня и притягивают к твердой, как камень, груди, пока мы оба приходим в себя, стараясь выровнять дыхание, а наши сердца колотятся в унисон.

Мои глаза уже привыкли к темноте, и я вижу, как Логан тянется к пачке бумажных салфеток, лежащих на полке рядом. Его рука исчезает в штанах, а затем он комкает салфетку и бросает ее в мусорную корзину рядом с дверью.

Но вот он снова со мной, его хриплый голос говорит мне в ухо:

– С днем рождения.

Я начинаю хохотать. Не знаю почему, но вся эта ситуация кажется какой-то нереальной, и меня трясет от смеха, на который Логан отвечает сдавленным смешком.

– Спасибо, – сквозь смех отвечаю я.

На долю секунды его губы снова касаются моих, а затем он берет меня за руку и ведет к двери. Перед ней он останавливается и, галантно поклонившись, открывает ее передо мной:

– После тебя, красавица.

Ох черт. Эти три слова превращают мое сердце в лужицу. Теплую, липкую, сладкую кашицу.

Что ж, теперь я по крайней мере выяснила свои чувства к нему.

Мне кажется, я могу влюбиться в этого парня. Сильно.

* * *

Следующим вечером мы с Такером не на жизнь, а на смерть сражаемся в хоккей на приставке, когда в комнату входит Дин, босой и без рубашки. Проведя пятерней по своим торчащим в разные стороны светлым волосам, он усаживается в кресло рядом с диваном.

– Слушай, я хочу поговорить с тобой о той первокурснице.

– Какой первокурснице? – не отводя глаз от экрана, задает вопрос Такер.

Я тоже не отрываюсь от игры и рассеянно спрашиваю:

– Ты о Грейс?

Моя команда надирает задницу команде Такера, и, по ходу, только лишь потому, что этот идиот отказывается играть за любую другую, кроме «Далласа», которая не участвует в матчах плей-офф сколько миллион лет подряд? Я, конечно же, играю только за «Бостон», потому что именно за нее я болел с самого детства и именно за нее мечтал играть.

– Да, я о Грейс. Если нет никакой другой первокурсницы, которую ты водишь в кино и с которой сосешься на протяжении всего фильма. – Слова Дина сочатся сарказмом.

Я ставлю игру на паузу, чтобы глотнуть колы. Да-да, колы. Потому что по-прежнему стараюсь не кутить. Да и завтра у меня первый экзамен, а мне не хочется прийти на него, страдая от похмелья.

– Я не водил ее в кино, – отвечаю я. – Если помнишь, мы случайно там встретились.

– О, я помню. Как и ту часть со страстными поцелуями. Серьезно, мужик, каждый раз, когда я поворачивался, вы сосались как порнозвезды.

Хорошо, я не стал рассказывать ему, чем мы занимались в кладовке. Тогда бы он вообще никогда не угомонился.

– Погоди-ка, ты встречаешься с первокурсницей? – По лицу Така ничего нельзя прочитать, но я уверен, что слышу в его голосе облегчение.

– Не-е, мы не встречаемся.

– Вот и хорошо, – быстро кивает Дин. – Эти молоденькие телочки любят привносить в жизнь слишком много драмы.

Такер фыркает:

– Драмы? Так теперь мы называем тот случай с Бетани? Только вот, чувак, то была не драма. То было домогательство.

– Это был гемор, вот что, – бормочет Дин. – И большое спасибо, что напомнил мне. Сегодня ночью мне будут сниться кошмары. Козел.

Я закатываю глаза:

– Не переживай, Грейс не такая. С ней не будет никаких драм.

И это одна из причин, почему меня так тянет к ней. Мне еще не доводилось встречать такой простой девушки. К тому же когда я с ней, то совершенно не думаю о Ханне, что…

Значит, ты используешь ее, чтобы забыть про Ханну?

Обвинение летит мне в голову, как хоккейная шайба в ворота.

Нет. Конечно я ее не использую.

Или все-таки использую?

Нет. Это безумие. Грейс на самом деле мне очень нравится, точно так же как мне нравится проводить с ней время.

Но… так получилось, что она здорово отвлекает меня от всей этой ерунды с Ханной.

Здорово отвлекает?

Господи. Какой же я гребаный урод!

Меня наполняет чувство вины, и я внезапно осознаю, как дерьмово вел себя. И в ту же секунду понимаю, что больше не могу видеться с Грейс. Как я могу, если часть меня видит в ней отвлечение? Когда до сих пор у меня сжимается сердце каждый раз, когда я вижу Гаррета и Уэллси вместе? Когда меня по-прежнему снедают зависть, мучительное желание и огромная ненависть к самому себе?

Я уже отправил Грейс эсэмэску со своим номером и даже планировал спросить, не хочет ли она провести со мной завтрашний вечер, но теперь черта с два я это сделаю. Пусть я вел себя как козел, невольно использовав ее для отвлечения, но теперь, осознав мерзость своих поступков, я отказываюсь продолжать наши отношения. Это будет нечестно по отношению к Грейс.

– Никаких драм, говоришь? – эхом повторяет за мной Дин, вырывая меня из моих тяжелых раздумий. – Прости, но вынужден сообщить тебе, что поезд под названием «Драма» уже отошел от станции. Именно поэтому я и спустился.

Я хмурюсь:

– О чем ты?

– Ты знаешь Пайпер?

Такер фыркает:

– Ты серьезно сейчас это спросил? Мы все знаем Пайпер.