Пираты XXX века - Роман Злотников

– Вот и зря, – недовольно заметил Энтони. – Баб-то у нас забрали и неизвестно теперь, когда отдадут. А сексуальную нужду терпеть никак нельзя, это вредно. Она в числе важнейших человеческих потребностей…

– Это вас теперь так в университете учат? – поинтересовался Родим, не открывая глаз.

– Ну. – Энтони ткнул пальцем в длинный ряд нар, на которых тут и там происходило любострастное однополое копошение. – Вон, посмотри! Нормальные люди вовсю удовлетворяют свои базовые потребности.

– Нормальные люди вообще-то пытаются заснуть, чтобы завтра не упасть от переутомления с электрической пилой в руках, – лениво возразил Песец.

– Вот ты клоун! Мормон, что ли? – Студент неодобрительно фыркнул, но голову убрал.

На следующее утро не выспавшихся из-за интенсивного удовлетворения базовых потребностей белых рабов снова выгнали на работу в лайнер.

– Ты меня держись, – велел Родиму Энтони Ланкастер, видимо, еще не потерявший надежду заманить симпатяшку Рудольфа на свой ярус нар. – Я большой, да и все правила здесь уже знаю. Никто тебя со мной не тронет. Разве что охраннички… Но это уже фактор в любом случае непредсказуемый и неотвратимый, как стихийное бедствие. Когда черный хозяин велит прыгать, то выбора у нас нет. Вопросы допускаются только в одной области: насколько высоко угодно черному господину?..

– Спасибо, бра, – серьезно отозвался Сименс, осторожно перешагивая через нагроможденные на полу груды металлического лома. – Я это очень ценю.

– А вот это лучше сразу брось, – поморщился студент. – Отвыкай. «Бра», «браза», «бро», «ман», «нигга» – так только черным братьям можно друг к другу обращаться. За «ниггу» можешь вообще сразу бан схлопотать. Так что следи за языком…

Боб Цимбо, вышедший на свое первое дежурство, стоял с плазмометом на решетчатом помосте на следующем уровне ангара прямо у них над головами. При желании он даже мог плюнуть им на головы. Впрочем, желания особого не было.

Напарником у него был сегодня матерый растаман с множеством косичек-дредов на черепе.

– Йоу, ман! Джа над нами! – поприветствовал Боба напарник, едва завидев в коридоре.

– Джа Растафара! – машинально откликнулся Цимбо.

– Холи Пиби! – обрадовался растафарианец. – Да ты из наших!

– Ну, не то чтобы прямо вот из ваших, – рассудительно проговорил Боб, – но всячески одобряю и поддерживаю.

– В любом случае хорошо. Даже если ты вообще не из наших и ни черта не поддерживаешь. Всякому черному брату душа ликует…

Тогда Боб аккуратно задал вопрос, который, во-первых, должен немедленно задать всякий уважающий себя чернокожий, встретив растафарианца, и во-вторых, сразу сердечно располагает всякого растафарианца к тому, кто задает такой вопрос:

– Эй, нигга! Курнуть-то есть, что ли?

– Ха! Спрашиваешь! – снова обрадовался растафарианец. – У настоящего расты всегда есть курнуть. Сенсимилью будешь?

– Спрашиваешь! – в свою очередь воодушевился Боб.

– Я не спрашиваю. Я тебя дразню… – Раста горько вздохнул. – Где же в этой дыре взять сенсимильи?.. Увы, только банальная мэри-джейн.

– Тоже неплохо в общем-то… – осторожно заценил Цимбо, пытаясь сообразить, нет ли и тут какого подвоха.

– Ну, кто бы спорил. Я не стану, – развеял его сомнения растаман, щедро отсыпая в ладонь новому приятелю означенной «мэри-джейн», в испаноязычной транскрипции широко известной как «мари-хуана». – Одна любовь вокруг, только Джа над нами!

– Джа даст нам всё, – благоговейно подтвердил Боб, – у нас больше нет проблем.

– Меня Дензел зовут, – совсем разомлевший от счастья растафарианец протянул лапу для рукопожатия, но все же дождался, пока щедро одаренный скрутит себе папироску. – Дензел Шоладеми.

– Боб Цимбо, – представился одаренный, сунув самокрутку в рот, прикурив и отчаянно запыхав ароматным дымом.

Они обменялись крепким рукопожатием.

– Ну, че у вас тут почем? – бодро поинтересовался Боб. – Как, мягко говоря, поживаете?

– Да че…

Почувствовав, что пауза немилосердно затягивается, Цимбо с удивлением посмотрел на собеседника. Глаза у того были пусты, как два пересохших колодца, он глубоко погрузился в себя, как это постоянно бывает с регулярными травокурами. Боб скромно подождал ответа, потом помахал ладонью перед лицом Шоладеми. Тот медленно поднял на него безразличные глаза – словно с трудом всплыл с огромной глубины.

Многие иностранцы, которых встречал Казимир, бахвалились тем, что их любимый каннабис якобы гораздо полезнее табака и алкоголя. Много встречал он таких восторженных идиотов-пыхарей во время операций в демократических мирах и насмотрелся на их специфическую заторможенность и неадекватность в абсолютно трезвом состоянии. Витковский со своей стороны полагал, что любой яд вреден, особенно если не придерживаться тезиса одного древнего мудреца: «Ничего не слишком!» Но если современная медицина легко восстанавливала клетки печени и сердечной мышцы, поврежденные алкоголем, то высушенный каннабисом мозг восстановлению до сих пор не подлежал.

– Нормально тут у нас, че, – отозвался раста Дензел, еще раз внимательно выслушав вопрос. – Не жалуемся. Жаловаться – смертный грех, вот че. Ты лучше вот чего расскажи… Ты правда у русских рос?

– Ну.

– Вот и расскажи, ман, че у них там почем. Интересно же. Правда, что они водку глушат, как мы колу?

– Всякое бывает, – пожал плечами Боб. – И такое тоже.

– Неудивительно для расистов, – констатировал Шоладеми. – Крепкий алкоголь – изобретение расистов. Говорят, русские – лютые расисты. У них черных всего около полпроцента населения, слыхал? Это же какой-то… позор! Как ты там выжил вообще, черная обезьяна?!

– Полпроцента – это только потому, что русские не запятнали себя веками колониализма, – авторитетно пояснил Цимбо. – В отличие от наших белых друзей из демократических миров, у которых теперь живет огромное количество потомков черных рабов.

– Точно, русские тебя воспитали! – засмеялся раста. – Раз ты за них так впрягаешься…

– Зачем – впрягаюсь? – удивился Боб. – Говорю как есть. Меня там никто ни разу черномазым не назвал, а на Буше Младшем я только и слышал шипение в спину… Бытовой расизм, ёпта!

– Как ты вообще попал-то к ним, макака бешеная? Цыгане украли в детстве?

– Елки, ман! Я эту историю вчера целый вечер рассказывал в кают-компании – то одному, то другому, то всем сразу. Ты где был-то?

– Валялся в укурке, – признал Дензел. – Ну, чего тебе, лишний раз языком шевельнуть в падло для черного брата?!

– Да в общем-то нет, – согласился Цимбо. – Короче, такие дела. Папу моего, доблестного майора американского космического флота, русские сбили в очередном пограничном инциденте. Он еще был жив в спасательной капсуле своей рубки, в обломках истребителя. Но наши его бросили, даже не попытались уточнить, нет ли выживших. А русские – уточнили. Спасли и выходили. А потом хотели отдать Соединенным Мирам, как бы в знак доброй воли, когда началась очередная разрядка. Но папа уперся рогом и уезжать из Империи отказался категорически. Случилась у него такая, знаешь, переоценка ценностей. Угрожал покончить с собой, если отдадут. Да и матушку мою уже встретил к тому времени… Тоже черную, между прочим, только русскую. Из той самой половины процента. В общем, император в итоге заявил, что подданными своими не разбрасывается. Там я и родился…