Ришелье - Франсуа Блюш

В деле маршала Анкра было ясно, что король дал понять — ничего не говоря, довольствуясь намеками, — что в глубине души он предпочитает аресту смерть. Иначе почему же он незамедлительно сделал Витри, этого услужливого убийцу, маршалом Франции? Затем последовала целая серия арестов, ссылок и опал, а затем отказ в королевском помиловании накануне казней. Король был так искусен, так красноречив (он, который был заикой), отказывая в каждом прошении о помиловании, что невозможно было не заметить, как он доволен исполнением роли верховного судьи. При его царствовании «Людовика XIII знали, как волевого и строгого государя; но никто не знал, что суровые решения его правительства чаще всего были его делом… Он делал вид или заставлял верить в то, что единственным виновником был Ришелье», — писал Луи Баттифоль.

На самом деле Людовик XIII был целиком ответствен за все казни и аресты. Часто он даже не пытался скрыть свою радость; в случаях бедного Шале (1626), Бутвиля (1627), Лестранжа и маршала-герцога Монморанси (1632) это было более чем очевидно.

Участие Его Высокопреосвященства было, очевидно, более скромным и тайным. Иногда к осторожности его побуждала профессиональная этика. Он пытался выглядеть нейтральным при аресте и заключении в тюрьму хранителя королевской печати Мишеля де Марильяка (1630). Но после четвертого или пятого раза он уже не скрывал своей злобы, иногда весьма мелочной, иногда близкой к садизму. Можно понять, за что он предал королеву-мать, преследовал Анну Австрийскую, сражался с Месье: здесь политические доводы всегда могли быть удобно оправданы неким высшим смыслом. Однако трудно извинить священнику эпохи святых рвение, проявленное в осуждении и казни маршала Марильяка (1631–1632). Его позиция по отношению к командору де Жару, помилованному только на эшафоте (1633), тоже отдает садизмом. Много позднее, в 1638 и 1639 годах, Ришелье играет в кошки-мышки — не слишком сильный образ — с несчастным аббатом Сен-Сираном, его заботами помещенным в Венсеннский замок. Наконец, ответственный за арест главного конюшего Сен-Мара, он вынудил Людовика XIII поступить исключительно сурово. А ведь де Ту, соучастник и друг казненного, возможно, мог бы спасти свою голову.

Но в целом, хотя кардинал-министр редко миловал, королевская суровость в 1624–1642 годах превосходила кардинальскую. Скажем честно: сутана его Высокопреосвященства не так уж сильно запятнана кровью, как об этом рассказывают легенды.

1626. 19 августа: Казнь в Нанте графа де Шале (Анри де Талейрана).

1627. 22 июня: Казнь в Париже графа де Бутвиля (Франсуа де Монморанси) и графа де Капеля (Франсуа де Росмадека).

1632. 10 мая: Казнь в Париже Луи, маршала де Марильяка. — Сентябрь: Казнь в Лионе Сира де Капестана. — 6 сентября: Казнь виконта де Лестранжа (Клода де Отфора). — 12 октября: Казнь в Безье Дезея де Корменана. — 30 октября: Казнь в Тулузе Анри, герцога и маршала де Монморанси.

1633. 10 ноября: В Труа командор де Жар (Франсуа де Рошешуар) получает помилование только на эшафоте.

1641. 9 ноября: Казнь в Амьене де Сен-Прейля (Франсуа де Жюссака), губернатора Арраса.

1642. 12 сентября: Казнь в Лионе маркиза де Сен-Мара (Анри Куафье де Рюзе), главного конюшего, и его друга Франсуа Огюста де Ту.

Таллеман, Светоний эпохи барокко, в основном мало склонный льстить Ришелье, тем не менее писал: «Его Высокопреосвященство любил посмеяться». Склонный к плохому настроению, много страдавший физически, почти всегда утомленный, кардинал неоднократно испытывал потребность развлечься в непринужденной обстановке. А его пристрастие «поржать» в тесном кругу породило предположение о том, что «он воображает себя лошадью».

Его ум был умом того времени, его юмор отличался от нашего. Подобно Генриху IV, Ришелье обожал прозвища: Жан де Решинье-Вуазен был «отцом Гуроном», Буаробер — «Деревом», Мазарини — «Братом Палашом». Когда Шавиньи (чье родовое имя было Бутилье) решил переименовать особняк Сен-Поль на улице Руа-де-Сисиль в Бутилье, чтобы унизить бывших графов де Санлис, кардинал расхохотался и воскликнул: «Все швейцарцы захотят пойти туда выпить; они прочтут „Особняк Бутылка“!»

В то же время Ришелье позволял шутить с собой только самым близким людям. Братья Ботрю — Гильом, граф де Серран, академик; Николя, сеньор Ножан, капитан придворной гвардии — считались самыми остроумными. Демаре де Сен-Сорлен развлекал кардинала и рассказывал ему анекдоты. Но самым записным шутом был аббат Буаробер, который говорил все что угодно, поскольку знал, когда остановиться. Кардинал не мог без него обходиться. Буаробер являлся членом Французской Академии и информатором Ришелье, развлекал его, служил посланником, шпионом, доверенным лицом. Ему принадлежит знаменитая шутка:

— Родриго, у тебя есть сердце?

— Нет, у меня есть бубны (карточная масть) [66].

Эта шутка составляла часть бурлескной пародии, задуманной, составленной и поставленной, «чтобы развлечь кардинала и удовлетворить зависть, которую он испытывал к „Сиду“» (Таллеман де Рео). Великолепный комедиант, аббат Буаробер распределял роли трагикомедий Корнеля между лакеями и поварами министра.

Его Высокопреосвященство и вправду любил порой скаламбурить. Таллеман приводит в пример такой короткий анекдот. Когда некий месье де Лансак вошел, кардинал попросил своего пажа придумать на его счет игру слов.

— Монсеньор, — сказал юный шутник, — мне нужен пистоль.

— Как, один пистоль?

— Да, монсеньор, мне нужен один пистоль, без этого я не стану придумывать.

Монсеньор согласился.

— Пистоль Лансак (pistole en sac — пистоль в сумке), — сказал паж, засовывая золотой к себе в карман. И получил еще десять за то, что развеселил своего знаменитого хозяина.

«Маленькие истории» Таллемана де Рео кроме этой сцены, которую считают подлинной, содержат также множество других. Будущая маркиза де Мольни, Шарлотта Брюляр де Пюизьё была, как пишется в этих историях, «ужасно смышленой». Девушка пела и танцевала, знала немецкий, испанский, итальянский. Двору и городу ее скороспелые таланты были известны не меньше, чем ее проделки. И так случилось, что Ришелье, навещая мадам Пюизьё, выразил желание послушать пение прелестной Шарлотты. Та была в плохом настроении и заставила себя долго просить. Наконец, она выдала вульгарнейшую «песенку лакея», заканчивавшуюся такими словами: