Любимый бывший муж - Ивонн Линдсей

Она дразнила его, лишь слегка коснувшись его губ, но этого хватило, чтобы воспламенить его страсть. И она, должно быть, это почувствовала, потому что пальцы ее взлетели к пуговицам на его рубашке и уверенно принялись их расстегивать. Она стянула рубашку с его плеч и бросила на пол. Руки ее порхали по его коже, точно теплые крылышки, лаская и поглаживая. Ксандер был возбужден так, что казалось, кровь вот-вот закипит у него в жилах.

Он потянулся к ней и хотел обнять, но она поймала его руки и сказала, глядя прямо ему в глаза:

– Позволь мне любить тебя.

Она наклонилась и прикоснулась губами к его груди, проводя по ней языком и целуя. А потом принялась водить языком вокруг его соска, и он громко застонал, не в силах сдержаться, чувствуя, как желание наполняет его изнутри.

Руки Оливии спустились ниже, она расстегнула его брюки и дотронулась рукой до его возбужденного естества. Она гладила его медленно, но уверенно, и Ксандер чувствовал себя точно податливая глина в ее чувственных руках, не в силах сопротивляться этому натиску.

Горячее дыхание Оливии щекотало его бедра, а затем ее губы сомкнулись вокруг его ноющего от желания мужского достоинства.

– Ливви, – простонал он, запуская пальцы в ее волосы, а затем просто перестал думать о чем-либо и отдался своим ощущениям, которые захватили его целиком, он потерял счет времени, а затем грандиозный оргазм, словно гигантская волна, прошел через его тело.

Ксандер поднял Оливию на ноги и стоял, прижав ее к себе, пытаясь прийти в себя после того, что сейчас произошло.

– Готов ко второму раунду? – тихо спросила Оливия.

– Второму?

– Да. У меня так много любви, и я хочу всю ее тебе отдать.

– У нас обоих, – согласился он, целуя ее.

Оказавшись рядом с ним в кровати, она окончательно избавила его от одежды и, продолжая нежно гладить, склонилась над ним.

– Я скучала по тебе, Ксандер, – произнесла она, глядя ему прямо в глаза.

В мягком свете свечей Оливия выглядела прекраснее чем когда-либо. Волосы ее золотисто-красной волной падали на плечи. Грудь была высокой и полной, соски набухли, готовые испытать его прикосновение, и он поднял руку, зажав один сосок между большим и указательным пальцами, потянул и посмотрел на ее лицо, дразня ее.

Он быстро оправился от первого оргазма и почувствовал, как тело его наливается новой силой в ответ на жар, исходивший от нее. Ксандер провел рукой между ее ног и улыбнулся, ощутив, как она возбуждена.

– Покажи мне, – настойчиво произнес он, – покажи, как ты по мне скучала.

Она потянулась за презервативом, который, должно быть, заранее положила под подушку, и надела его на Ксандера, медленно и искусно, дразня его и соблазняя в процессе. А затем она, словно искусная наездница, оказалась сверху, и он почувствовал, как ее мышцы напряглись, когда она, наконец, позволила ему войти в нее.

– Когда ты внутри меня, я чувствую… что так и должно быть, – выдохнула она. – Никогда не хочу отпускать тебя.

Их тела двигались в унисон, они качались на бурных волнах удовольствия, снова и снова доводя друг друга до экстаза. Наконец Оливия прижалась к нему в изнеможении, и тело ее, казалось, слилось с его телом, словно кусочки пазла. Ксандер обнял ее и крепко прижал к себе, наслаждаясь чудесным моментом.

Они долго еще лежали в объятиях другу друга, прежде чем Оливия встала, чтобы задуть свечи. Комната погрузилась в темноту, и, когда она снова легла в постель, Ксандер прижался к ее спине, не переставая удивляться тому, как им хорошо вместе.

– Спокойной ночи, Ксандер, – раздался в темноте ее шепот. – И… прости еще раз.

В ответ он крепко обнял ее и поцеловал в шею. Оливия заснула, а он лежал, прислушиваясь к ее ровному дыханию.

Несмотря на ее искреннее сожаление, Ксандер чувствовал, что все же что-то она от него утаивает. Что-то очень важное и сейчас пока недостижимое для его измученного разума.

Вспомнит ли он об этом когда-нибудь?

На следующее утро Оливия проснулась поздно, чувствуя одновременно приятную усталость и полное удовлетворение. Повернув голову на подушке, она поймала взгляд серых глаз Ксандера.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Она смахнула волосы с его лба, и поцеловала его, и собиралась встать, но Ксандер поймал ее за руку.

– Останься, – попросил он, поднимая ее волосы и целуя в шею сзади.

По телу ее тотчас побежали мурашки. О да, он знал, как ее целовать, в свое время он посвятил этим исследованиям не один день. Было уже почти одиннадцать, когда они встали и вместе пошли в душ.

– Нам нужно провести весь день без одежды, – предложил он, медленно намыливая ее кожу, отчего пульс ее снова начал частить.

– Я бы с радостью, но мне нужно отвезти картины в галерею. Я буду занята весь день и даже вечер, нужно подготовить открытие выставки. Я должна ехать, Ксандер, это моя карьера, моя репутация художника.

– Тогда занимайся своими делами, я найду чем себя занять.

– Ты можешь пойти со мной, – предложила Оливия с надеждой.

– Может, в следующий раз.

Оливия сдержалась и не стала показывать свое разочарование. Она понимала, что для него это может быть трудно – провести на ногах весь день. Но ей так не хотелось терять это шаткое чувство близости, что возникло между ними.

Она все еще не могла отойти от напряжения вчерашнего дня. Если бы не дела, она бы осталась дома с радостью, но она не кривила душой, говоря о своей карьере и репутации, которые зависели от этого показа в престижной галерее. Ей ужасно повезло, что ее работы будут выставлены там. Конечно, большую часть денег от продаж придется перечислить галерее, но сейчас важнее всего было именно общественное признание.

После завтрака Ксандер помог ей отнести оставшиеся полотна в машину.

– Спасибо, – поблагодарила она, закрывая заднюю дверцу своего автомобиля. – Не знаю точно, когда вернусь, но наверное, поздно, после ужина.

– Я найду чем заняться.

– Обещаешь, что, если у тебя заболит голова, ты примешь таблетки и приляжешь?

– Мы же договаривались, что ты не будешь следить за мной, как за ребенком.

– Знаю. – Она провела ладонью по его щеке. – Я беспокоюсь о тебе.

– Обещаю, я буду беречь себя.

В доме напротив сосед украшал карниз дома рождественской гирляндой. Вспомнив, что Рождество уже через месяц, Оливия воскликнула:

– Может, когда я приеду, мы поставим елку?! Я не делала этого с тех пор, как… – она умолкла, а затем, вздохнув, твердо продолжила: – как мы стали жить по отдельности. Слишком уж много с этим было связано воспоминаний. Я поднимусь на чердак и принесу все украшения, когда вернусь, хорошо?