Хамелеон. История одной любви - Агата Лель

Перевернувшись на другой бок, мой взгляд упал на скомканные джинсы, как попало валявшиеся на кресле. Под джинсами торчал край чего-то красного. Мое платье! Мое концертное платье, которое я погладила вчера утром, и приготовила для выступления. Сегодня же девятое мая! Я снова взглянула на часы: пять сорок две, в восемь я должна быть на площади. В голове пронеслись воспоминания вчерашнего вечера, противное чувство, с липким осадком негодования. Я так ждала этот праздник, представляла, как все пройдет, и вот, теперь, когда этот день настал, я лежу опухшая от слёз, страдающая похмельем, и не имеющая абсолютно никакого желания показываться на люди.

— Не пойду никуда, пошли все к чёрту! — пробормотала я себе под нос, и с головой укрылась одеялом.

В шесть десять я, тяжело поднявшись с кровати, поплелась в ванную собираться.

-

Одно из преимуществ юности — это сама юность. Даже если ты в усмерть пьяный лег в пять утра, поднявшись в шесть ты выглядишь как огурчик. Нет этих болезненных синяков под глазами, изнеможенного вида, а так же изжоги, отеков, тахикардии и прочего букета похмельных прелестей. Вымыв голову, подведя глаза и надев платье, я осталась весьма довольна тем, что увидела в зеркале. Внешний вид будто подбадривал меня, компенсируя совершенно подавленное настроение. Надев туфли на высоченных каблуках, которые я покупала еще на первое сентября, и обула может быть от силы всего раз пять, я осторожно, чтобы не свалиться и не ударить во всех смыслах в грязь лицом, поплелась на автобусную остановку.

-

На площади, не смотря на столь ранний час, уже было полно народу.

Молодые мамы то и дело поправляли банты и пиджачки своим чадам; женщины чуть за сорок, надев на себя все лучшее сразу, манерно прогуливались у фонтана. Мужчины, видимо мужья тех дамочек, с недовольными лицами, от того что их подняли в такую рань в выходной день, курили, сбившись небольшими группками. Повсюду стояли лотки со сладостями, напитками и воздушными шарами. Играла музыка, слышались счастливые голоса. Атмосфера праздника, все радовались весне. Молодежи пока было мало, но то понятно, все самое интересное намечалось на вечер.

Я прямиком направилась за сцену, где собрались все, кто был задействован в выступлении. Инесса Марковна, соорудив на голове что-то очень напоминающее пизанскую башню, снова носилась как заведенная, пытаясь растормошить сонную молодежь. Участников вчерашнего сабантуя было заметно издалека. Унылые лица, с оттенком вселенской боли, передавали по кругу бутылку минералки. Саввы нигде не было видно.

— Ребята, а что у вас у всех лица такие печальные? А ну взбодритесь! — Марковна, схватив барабанную палочку, с силой ударила по тарелке. Все, как по команде, скривились в гримасе ужаса, кто-то зажал уши ладонями. Но ее, похоже, только лишь позабавила собственная выходка, и она прошлась еще пару раз по тарелкам, не забыв зацепить самые громкие барабаны.

— Инесса Марковна, миленькая, дайте нам собраться с силами, — позеленевший Виталик приобнял ее за плечи, и повел в противоположную от установки сторону, явно спроваживая. Казалось, что его вот-вот вырвет.

Поддерживать беседу ни у кого не было сил, все с головой погрузились в свои страдания. И тут я увидела Женьку.

Он стоял в сторонке, потупив взор на вычищенные в честь праздника ботинки. Он явно меня заметил, но упорно делал вид что нет. Меня это более чем устраивало, потому что контактировать с ним я не имела ни малейшего желания. Волновало меня другое — где Савва. Время неумолимо приближалось к девяти, и вот уже половина десятого, а его все нет. Через полчаса начало, без его скрипки номер провалится! Без него самого моя жизнь полетит к чертям собачьим…

— А где скрипка? — взвизгнула Инесса Марковна, глядя при этом почему-то на меня. Я лихорадочно забегала глазами.

— Вон она! — я указала на стоявший в сторонке убранный в кофр инструмент. Марковна посмотрела на меня словно на умалишенную, близоруко щурясь поверх очков.

— Савельева, Громов где?

— Ну а я-то откуда знаю, Инесса Марковна!

— Ну а кому тут еще знать, как не тебе? Сбегай позвони ему, — резво подошла ко мне раскрасневшаяся Инесса, тряся в руках обрывок бумаги с номером телефона.

— Я? А почему я-то? — я смотрела на нее с таким ужасом, будто она предложила мне расчленить новорожденных котят.

— Ну а кто еще? У вас же шуры-муры, — сказала она, запихивая листок мне в руки. — Беги в школу, позвонишь от секретаря! Только живее! Что же вы творите, в могилу меня свести хотите!

Я лихорадочно соображала, что же мне делать. Звонить ему первой категорически не входило в мои планы! Даже если не по своей инициативе. Я стояла с листком в руке, не зная, что же предпринять.

— Савельева!!! — рявкнула Инесса. Ее взгляд метал молнии. Вздохнув, я поплелась в школу.

-

Набрав номер, я судорожно принялась считать гудки.

Четыре, пять, ше…

— Алло? — хрипло раздалось на том конце провода. Меня будто парализовало, и я не могла вымолвить ни слова. — Алло? — повторил голос. Это не он, мелькнуло у меня в голове. Это не голос Саввы.

— Э… здравствуйте. А могу я услышать Савву?

— Где Савка? — услышала я на том конце провода, но приглушенно, будто трубку намеренно зажали ладонью. Отчетливо слышался звук телевизора, шум воды и звон тарелок.

— «А Савелия нет…» — на заднем плане произнес женский голос.

Гнездо, я ее узнала.

— А Савелия нет, — повторил баритон.

— А где он? — для приличия спросила я, хотя и так все стало понятно. Голос повторил мой вопрос обращаясь к Гнезду. — А он уехал… — проговорила Евгения Васильевна, и не дожидаясь пока ее ответ повторит мой собеседник, я повесила трубку. Некультурно так делать, но размусоливать не было времени. Я стремглав выбежала из школы, остановившись лишь на мгновение у зеркала, чтобы поправить прическу.

-

Пробираясь через площадь к сцене, лавируя между все прибывающими людьми, я думала только о встрече с Саввой. Набрасывала варианты, как можно в более выгодном свете обелить свое вчерашнее ужасное поведение. Он все поймет, да сто процентов поймет!.. Но чем короче становилось расстояние между мной и сценой, тем более хрупкой становилась моя уверенность. Его я увидела еще издалека. Еще бы, тяжело слиться с толпой с таким-то ростом! Пришел…

— Кать… — услышав свое имя, я обернулась. Женька.

Должна признаться выглядел он ужасно. Бледный, гладко выбритое лицо не придавало ему свежести, а лишь чётче подчеркивало остроту подбородка. Под глазами залегли тени. В руках он теребил свой саксофон, прикрываясь им словно щитом.

— Я это… короче… извиниться хотел… — мялся он, глядя себе под ноги, — за вчерашнее.

— Ты вел себя как придурок!

— Я знаю. Блин… я сожалею о своей выходке, это все синька… Хрень какая-то весь вечер в голову лезла, и я просто подумал… короче, прости, я правда не хотел.