Ложь от Советского Информбюро - Александр Лысев

31 марта получил письмо из Торжка от Аси. «Здравствуйте, Вася! Получила Ваше письмо. Очень рада ему. Теперь ваши письма для меня редкость, зная, в каких условиях Вы находитесь. Плохо, что Вы себя не бережете. Сейчас за собой нужно следить больше, чем когда-либо. Береги, Вася, себя. Будь здоров и счастлив. С приветом, Ася».

Идет сильная артиллерийская стрельба с нашей стороны и со стороны немцев. Сегодня к нам привезли из Ленинграда в ящиках новые автоматы ППС с откидным прикладом. На плацдарме, где мы находимся, несколько наших корпусов. Враг жестоко сопротивляется, сдать Нарву не хочет. Вражеская авиация нас бомбит день и ночь, но днем наши зенитки не дают им летать. Потери с обеих сторон очень велики. Готовится наше наступление. До Финского залива осталось около трех километров, перешеек, который весь простреливается. Три полка нашей 80-й дивизии и полки 256-й дивизии вклинились дальше, перерезали железную дорогу Нарва — Таллин. Немцы снабжают свои части в гор. Нарве по шоссейной дороге, по берегу Финского залива.

Писал ответ се.

2 апреля с Чудаковым Л. Д. отослал в Ленинград порошок в вещевом мешке, мыло, носки шерстяные две пары и еще кое-что.

4 апреля вторично послал письмо командиру части и Толе. «Дорогой Толя, что с тобой? Ты же знаешь, что для твоего папы ты единственный самый родной остался. Скоро два месяца, как от тебя нет писем. Что же это, Толя, а? Не мучай меня. Или ты уже не жив? Эх, как тяжело, если тебя уже нет, дорогой мой сыночек Толя. Ведь все, что осталось у меня таким близким, дорогим — это только ты, мой родной Толя. С потерей тебя для меня наступит мрак, закат радости навечно. Чувства мои будут атрофированы. После этого я буду живым трупом. Война отняла у меня все. Ты, Толя, оставался моей последней надеждой и радостью. Может быть, ответишь, Толя? Ох, как я буду рад. Твой папа». Письмо мое без ответа вернулось обратно. Сердце мое забило тревогу. Мне не терпелось, я стал искать его среди убитых. Ходил по лесу, по пустырям, по болоту. Один из убитых лежал вниз лицом на траве. По затылку, по волосам и ушам я решил, что это мой сын. Сердце мое замерло, я остановился и, наклоняясь, стал рассматривать и вспоминать до мельчайшей подробности все его приметы. Я стоял над трупом в оцепенении может минуту или две и решился, будь, что будет — взяв руками за плечи, резким движением повернул убитого на спину. Голова убитого вместе с туловищем легла затылком на траву. Но лица у солдата не было. Лоб, нос и подбородок срезало осколком снаряда. Неровная плоскость, оставшейся полголовы, запеклась кровью. Может быть, это был мой сын, а, может быть, не он, но такое лицо убитого запечатлелось на всю мою жизнь. Уже стало темнеть, наступала ночь, а я упорно продолжал искать среди убитых своего сына. Я уже много осмотрел, поворачивал головы, всматриваясь в лица убитых. Стало совсем темно, уже нельзя было отличить одного от другого. Я пошел лесом в направлении к просеке, где стоял наш сруби и, перешагивая через трупы, низко наклонялся, стараясь узнать моего Толю. Наконец понял, что для того, чтобы осмотреть каждого убитого на этом пятачке, потребуются многие месяцы. Вся эстонская земля на этом плацдарме была устлана трупами. Убитые лежали на дорогах, около дорог, в лесу и на болотах, на открытых полянах. Нарвский плацдарм поглощал дивизию за дивизией. На смену им приходило новое пополнение.

От Советского Информбюро

4 апреля 1944 года

…На других участках фронта — бои местного значения.

5 апреля на нашу сторону перешли семь немецких солдат. Они сказали, что Гитлер приказал любой ценой выбить нас с плацдарма. Подтянуты отборные части (три дивизии) и много техники. Этих немцев послали на ту сторону проверить еще раз. Четыре немца ночью вернулись к нам обратно. Они подтвердили свои первые показания. Данные нашей разведки совпали.

6 апреля в 5.30 немцы открыли по нам ураганный артиллерийский огонь. Плацдарм весь заполнен был нашими военными частями. Мощная канонада, непрерывный гул выстрелов и разрывов идет второй день. В это время на плацдарм шло пополнение целого корпуса. Они еще не успели рассредоточиться и окопаться. Попав под такой мощный обстрел, корпус, понеся потери, вынужден был срочно откатиться обратно за реку Нарву. Мы, 12 человек взвода КАД, в это время находились в срубике. Кругом рвались снаряды. К нам в срубик, запыхаясь, вбежал молодой с черной бородкой красивый мужчина, инженер из саперного батальона. Он остановился, прислоняясь к стене срубика. Осколком разорвавшегося снаряда пробило бревно срубика и его спину. Он как подкошенный молча упал на землю. 256-я дивизия и три наших полка 218-й, 77-й и 88-й АП вместе с пушками оказались отрезанными. Немцы заняли свою прежнюю линию обороны. В ночь на 7 апреля командир взвода капитан Широков вместе с 25-ю бойцами вышел из окружения. Он рассказал нам, какой был ад, где они сидели в землянках. От такого огромного количества рвущихся снарядов, было настоящее землетрясение. Второй день немцы наступают, их авиация делает несколько налетов в день.

От Советского Информбюро

6 апреля 1944 года

…бои местного значения.

7 апреля около 9 часов наша артиллерия открыла по немцам сильнейший ураганный огонь. Наши пушки непрерывно били в течение двух часов. Стволы орудий раскалялись докрасна. Немецкие отборные дивизии были перемолоты огнем нашей артиллерии. Немцам нечем было держать линию обороны и они отступили. Занимаемые до 6 апреля наши позиции были восстановлены. Но и нам надо было срочно искать пополнение для укрепления передней линии. Стали отбирать людей из орудийных расчетов и других подразделений. От нашего взвода КАД взяли трех человек — Макарова, Коновалова и Луппова. Через несколько дней двое из них были убиты, а Луппова тяжело ранило. Позднее он писал мне, что лежал в гипсе семь месяцев.

Все мы получили новые автоматы ППС, очень легкие с откидным металлическим прикладом.

В ночь на 9 апреля дежурил по взводу управления КАД (командующего артиллерии дивизии). Настроение отвратительное. Видно, не видать мне больше сына Толи. Чувствую, что потерял в этой войне второго и последнего сына. Потерял всю семью. Теперь очередь за мной.

До нашего прихода на эстонскую землю все дороги были безупречно хорошие. Весной 1944 года они превратились в густое месиво. Сплошной грязью стали все луга, все тропинки. Я видел, как пара запряженный в дышло лошадей не смогли вытащить из грязи пустую ничем не загруженную повозку. Колеса утонули в густой грязи по самые ступицы. Маленький автомобиль «виллис» с ведущими передними и задними колесами здорово выручал нас. По такой непролазной грязи свободно таскал наши 76-миллиметровые пушки.