Маяк на Омаровых рифах - Джеймс Крюс

Но увы, недолго ему оставалось блаженствовать. Внезапно откуда-то сверху послышался голос.

— Эй! — пропищали сверху. — Наше вам с хвостиком!

Кот с досадой привстал и скосил глаза наверх. Из дырки в потолке выглядывала Тереза. Кот знал, что мышь с семейством обитает на чердаке, и нередко скандалил с соседкой.

— Как делишки? Надеюсь, у вас все хорошо? — со сладкой улыбкой пропела Тереза.

— Не то слово! — ответил кот. — Хорошо быть котом! — И довольный Мурлык выгнул мохнатую спинку.

— Жаль, что скоро все переменится! — с самым невинным видом вздохнула Тереза. — Молочка-то ты попил с крысиным ядом! В ушах еще не шумит? Все обычно с ушей начинается.

— Нигде у меня ничего не шумит. Ни в животе, ни в ушах! — разгневанно закричал кот. — В здоровом, знаешь ли, теле… В общем, молодцу и крысиный яд не во вред! — И кот с довольной улыбкой снова улегся на кучу тряпья.

— Рано радуешься, дружок! — воскликнула мышь. — Не пройдет и пяти минут, как у тебя в ушах зашумит-запищит. Знай, дорогой, это начало отравления. Это начало конца.

— Вздор! — буркнул кот и устроился поудобнее, намереваясь вздремнуть. Но тут и вправду непонятно откуда послышался писк. Кот привстал, огляделся по сторонам, но никого не увидел. А писк тем временем продолжался. Мурлык замотал головой, заткнул уши лапами и зажмурил глаза. Несомненно, пищит! Вскоре к писку добавился свист. Пищало сверху, пищало снизу, и справа, и слева… Всюду пищало, свистело и свиристело, словно все пискунбергские мыши сбежались в амбар. Но ни одной мыши не было видно.

«Может, меня и вправду отравили?» — подумал кот. Он заткнул правое ухо, заткнул левое, но без толку. Отовсюду свистело, свиристело и пищало… Все сильней и сильней! По спине у кота побежали мурашки.

— Тереза! — взревел Мурлык. — Тере-е-е-е-е-еза! На помощь! На по-о-омощь! На по-о-о-о-о-омощь!

Он со страхом поднял глаза наверх, и через минуту из дырки в потолке показалась Терезина мордочка.

— В чем дело, крошка? — спросила она с довольным видом.

— Меня отравили! — всхлипнул кот. — Ты была права! В ушах уже шумит. Что делать? Неужели помру? Ведь я еще такой молодой!

— Против крысиного яда есть средство! — заорала Тереза, стараясь перекричать ужасный шум в амбаре. — Верное средство! Тебе надо напиться речной воды в соседней деревне. Если побежишь бегом, то часа за два поспеешь. Торопись, не то будет поздно! Вон окошко открыто!

Мышь едва успела договорить, как Мурлык рванулся к окну, спрыгнул на улицу и помчался из города, как ошалелый. Кот поверил, что его отравили крысиным ядом, и побежал на реку спасаться.

И чуть только он выскочил из амбара, как отовсюду: из дырок, из мешков, из щелей между досками — с хохотом, улюлюканьем, прыгая и кувыркаясь от радости, повылезали сорок шесть дам, тридцать семь кавалеров и семнадцать подростков. А там и сама Мышь Тереза спустилась с чердака и через сени прошествовала в амбар. Ее встретили такими бурными лапоплесканиями, что стены задрожали.

— Ты гений! — воскрикнул главный советник по вопросам строительства. — Я велю поставить тебе памятник из эдамского сыра!

Но толстая Мышь Тереза вполуха слушала эти льстивые речи. Она вообще была дамой практической.

— Крошки! А ну-ка, закройте окно! — гаркнула мышь сквозь всеобщий шум и суматоху. — Не то достанется нам от кота! Живо! На подоконник!

Мыши вскочили на подоконник: раз, два, взяли! — и минуты через четыре общими усилиями закрыли тугое окно. Четыре юных спортивных мыша исхитрились даже накинуть щеколду.

Боже, какое счастье! Мыши с восторгом пожимали Терезе лапки, а потом все поспешили в щели и дыры по домам: за карнавальными костюмами, сыром, вином и салом.

И в девять вечера карнавальная ночь вступила в свои права. Среди ряженых можно было встретить кавалеров, разрисованных под тигров, дам в кружевных нарядах и мышат с завитыми хвостиками. Такого чудного карнавала мышиный народ Пискунберга еще не знал. Повеселились на славу, и городской летописец, некто Пискуниус Крысохвост, написал для местной газеты «Грызунский курьер» такое стихотворение:

Эти стихи — достоверное описание знаменитого Десятого Пискунбергского Мышиного Карнавала, который длился всю ночь напролет. Только к восьми часам утра последние гости ушли из амбара и расползлись по дырам, щелям и лазам. Когда же ровно в девять господин Лоскуткинг отпер амбар, чтобы подать Мурлыку завтрак, его глазам открылась такая картина: весь пол был усеян хлебными крошками, кусочками сала, пестрыми лоскутками и липкими наперстками. А кота и след простыл. Возле одного из мешков со старым тряпьем мирно похрапывали две мыши. Заслышав шаги, они спросонок протерли глаза, а когда узнали хозяина, их как ветром сдуло. Старьевщик качал головой, в растерянности оглядывал амбар и не знал, что и думать. Наконец он с ворчанием взял в руки веник, замел разбросанный по полу хлам в совок и бросил в печку.