Поводыри на распутье - Вадим Панов

«Купить?»

Поразмыслила, покачала головой и принялась яростно чистить зубы – Кирилл ни за что не одобрит вживление нанов.

В структуре антикварной компании «Шельман, Шельман и Грязнов» Филя Таратута занимал скромную должность начальника хозяйственного отдела. Выглядел он соответствующе: неприметное, незапоминающееся лицо, скромная одежда блеклых тонов, дешевый и практичный мобиль. На деле же Таратута не только вел всю бухгалтерию фирмы, но и являлся правой рукой Грязнова в другом предприятии, контролируя работу московского отделения Консорциума Транснациональных Перевозчиков, организации контрабандистов, размах деятельности которой заставлял скрежетать зубами все силовые структуры планеты.

– Кришны не хотят ждать, Кирилл, уже два раза выходили на связь.

– Для чего?

– Просят ускорить поставку.

Грязнов задумчиво перебрал несколько жемчужин четок, посмотрел на голову дракончика и поинтересовался:

– Мы можем привезти товар?

– Он уже в Москве, – подтвердил Таратута.

– Напомни, в спецификации нет ничего серьезного?

– Индусы не идиоты. Понимают, что мы не повезем барахло, которое вызовет у Мертвого истерику. – Подумал и добавил: – Мы не идем contra rationem.[2]

Все знали, что Консорциум мог раздобыть любое оружие: хоть охотничий нож, хоть ядерную мину – связи у контрабандистов были колоссальные. Однако на практике они предпочитали придерживаться определенных правил. Контрабандисты частенько отказывались от сотрудничества с террористическими группировками, никогда не связывались с оружием массового поражения и никогда не поставляли в Анклавы боевые комплексы типа «саранча» или «пингвин». Безы не любили драться с хорошо экипированным противником, а Консорциум не желал вести полномасштабную войну с СБА. Разумеется, находились горячие головы, пытавшиеся заставить менеджеров КТП отойти от принципов. Финал этих попыток был всегда одинаков: горячие головы отрезались.

– Кришны запросили дешевое ручное оружие и боеприпасы. Но в больших количествах.

– Будут раздавать людям.

– In pugna non numerus multum, sed fortitude eorum vincit.[3]

– Они ждут толпу из Аравии, – проворчал Грязнов. – Это будет не битва, а навал, который можно остановить только огнем.

– Или они сами хлынут в Аравию.

– Или так, – не стал спорить Кирилл. – В любом случае, ситуация там нестабильная, так что вези товар как можно быстрее: если опоздаем, нам никто не заплатит.

– Periculum in mora,[4]– подытожил Филя.

– Верно, – кивнул Грязнов и обернулся к открывшейся двери: – Что?

– Патриция проснулась, – сообщил Олово. – Я накрыл завтрак.

Некоторое время назад, впервые оказавшись в доме Грязнова, Пэт не сочла его интересным. Она привыкла к богатым поместьям, к фешенебельным виллам, к замкам, площадь которых превосходила пару городских кварталов, и лишь поморщилась при виде двухэтажного особняка на московской улице. И несколько дней ее раздражала мысль о том, что ей придется жить в этой хижине. Но постепенно раздражение прошло, сменившись сначала удивлением, а затем и уважением. Особняк Кирилла оказался настоящим домом, уютным и спокойным местом, стены которого надежно ограждали обитателей от суеты и непредсказуемости внешнего мира. Если Пэт возвращалась в него взвинченной, чем-то недовольной, то уже через пять-десять минут она успокаивалась, если ей становилось тоскливо, то достаточно было пройтись по скрипящим половицам второго этажа, провести рукой по деревянным панелям или перилам лестницы, чтобы вернуть себе присутствие духа. Дом принял девушку, а Пэт приняла его и давно забыла о том, что хотела напылить на стены наноэкраны и расширить окна.

– Как дела в Университете?

– Нормально.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Познакомилась.

– Нельзя прожить жизнь, имея лишь знакомых и приятелей.

– Ты, как всегда, прав.

Грязнов замолчал. Пэт взяла тост и намазала на него абрикосовый джем. Собирающий грязные тарелки Олово наградил девушку укоризненным взглядом.

– Ты сказала это с иронией, – после паузы произнес Грязнов.

– Ты ошибся.

– Кажется, тебя что-то беспокоит. У тебя портится настроение…

– Ты ошибся.

– Пэт?

Девушка помолчала. Ей не нравилось, что Кирилл легко, как книгу, читал ее состояние. Он видел все: когда ей весело и когда тоскливо, когда поглощена раздумьями и когда мается со скуки, не зная, чем заняться. Он видел и вел себя соответствующе. Этим Грязнов напоминал Пэт Деда. Чем и раздражал: ведь Дедом он не был.

Деда уже нет.

– Расскажи, что случилось, – попросил Кирилл. – Пожалуйста.

Поняла: не отстанет. И нехотя буркнула:

– Ко мне снова приставали свамперы.

– Как вы расстались?

– Карбид сказал, что в следующий раз будет считать меня врагом.

– Карбид их вожак? – уточнил антиквар.

– Да.

– Он произнес эти слова при свидетелях?

– Да.

– В этом случае к ним следует отнестись серьезно. У байкеров принято отвечать за свои слова.

– Я его не боюсь.

– Об этом и речи быть не может. – Грязнов выставил перед собой ладони. – Если я превращу тебя в трусливую курицу, Железный Ром найдет меня на том свете и, пожалуй, загрызет.

Кирилл не в первый раз упоминал имя Деда в таком полушутливом тоне, и Пэт давно перестало это коробить. Тем более Фадеев сам сказал внучке, что Грязнов его старый друг.

– Ты можешь мне помочь?

– Если ты попросишь.

Он ответил не высокомерно и без ехидства. Но посмотрел на девушку очень внимательно. И всем своим видом давал понять, что ломать гордость не надо, не тот случай. Они друзья, а в том, чтобы попросить об одолжении друга, нет ничего зазорного.

Но Пэт только училась дружить.

– Что ты можешь?

– В принципе – все.

– Вот как?

– Вот так.

Олово, бесшумно появившийся за спиной хозяина, поставил перед ним бокал с водой. Кирилл вытащил из кармана старомодную позолоченную коробочку, высыпал на ладонь несколько таблеток, положил их в рот и запил водой. Пэт знала, что Грязнова часто мучают головные боли, но к врачам он не обращался, современные препараты не использовал, предпочитая глотать пилюли, приготовленные жившим по соседству аптекарем.