Рыбалка в море демонов - Майкл Ши

Потом демон вяло заколыхался на волнах. Его похожие на мокрые перья щупальца, вытянувшись вперед, к Гильдмирту, чуть заметно шевелились, точно поддразнивая. Наконец он приподнял верхушку своего мешка. Оптическое желе некоторое время разглядывало Пирата, пока его золотистая масса не начала оседать, ручейками вытекая из растрескавшейся глазницы. Это неспешное колыхание напоминало песочные часы. Бутончики зрачков начали во множестве прорастать из середины желе, пока не слились в пару блестящих черных стебельков, которые неотрывно глядели на человека, точно задались целью сию минуту свести его с ума. Улыбки и ухмылки кокетливого неудовольствия разошлись по складчатой поверхности рта, как круги от брошенного в пруд камня.

– Лапусик ты мой! – задудел демон. – До чего же ты у меня неаккуратный! Джентльмены! – Желе повернулось в нашу сторону, зрачки рассыпались, чтобы рассмотреть каждого из нас в отдельности. – Мой упрямый вишневоглазый цыпленок ну ни в какую не хочет убираться! Сколько раз я ему говорил: «Если уж решил где-то остаться, так приведи это место в порядок!» Он ведь человек значительный, или был когда-то таким. По крайней мере, так он мне сам говорил. Вот послушайте! Так как, ты говоришь, тебя зовут? – Точки зрачков снова слились воедино и прямо-таки вгрызлись в бесстрастное лицо Пирата.

– Я, о тягучий Спаалг, твой старый знакомец, Гильдмирт из Сордон-Хеда, что в южной Колодрии, прозываемый также Пиратом.

– Все еще Гильдмирт, и сегодня тоже? А как насчет завтра?

– Я тот, кем был всю жизнь и кем останусь до конца дней своих.

Спаалг оборвал ритуальную пикировку так же неожиданно, как и начал. Крутанувшись вокруг своей оси, так что щупальца плетьми взметнулись в воздух, он зигзагами рванул к карте, стремительный, точно петарда, и завис прямо над ее центром. Оттуда, обращаясь к нам с Барнаром, он возобновил свои капризные жалобы:

– Взять хотя бы эту непревзойденную карту, посмотрите, как небрежно он с ней обращается. Как, спрашивается, должны многочисленные гости и посетители знакомиться с ней? При настоящем положении дел только он сам, да и то лишь когда выплывает порезвиться в другом обличье, может ею пользоваться. Но ему-то в этом как раз и нет нужды. В те дни, когда его сжигало неутолимое любопытство, он исследовал морское дно так же досконально, как блоха из пословицы задницу забулдыги. Я уверен, что мой драгоценный дружочек провел, ползая и ковыляя на чужих ногах по этим холмам и долинам, – тут он лениво уронил кончик щупальца в воду и стал задумчиво обводить им бугорки и впадинки микроскопически воссозданного рельефа, – в общей сложности гораздо больше лет, чем какой-то Гильдмирт в том месте, которое он из чистого упрямства величает Сордон-Хедом. Однако подумайте… – его мечтательный голос стал глубоким, как звук изрядно послужившей валторны, а щупальце продолжало чертить замысловатые фигуры на поверхности пейзажа, – как бы ни звали того, кто создал эту карту, самодовольства ему было не занимать. Неужели он и в самом деле надеялся ее закончить? И полагал, что она влезет в эту комнату? Какая наивность! Какая ограниченность мышления! Разве в этом заключается подлинно научный подход? Настоящий исследователь должен встречаться с неизведанным лицом к лицу. Вот это в качестве толкования вечно меняющегося и непредсказуемого в своем разнообразии океанического текста есть не что иное, как обыкновенное надувательство, грубая подделка, предпринятая ради низведения бескрайнего Первичного моря до состояния уютной, милой сердцу этого жалкого гнома конечности, ибо его желудок оказался слишком слаб для предприятий более серьезного или трудного свойства. Да он и есть гном! Вы только поглядите, разве не был этот карликовый город его прежним обиталищем?

Тут Спаалг снова сделал резкий поворот и застыл, колыхаясь, точно поплавок, над микрополисом Гильдмирта. Когда я узнал, как он зовется, то поначалу не принял его всерьез, так как помнил, что он принадлежит к тем демонам, которые не охотятся на людей и потому не представляют непосредственной угрозы для человеческой жизни. Расхожее выражение «мракопуты, мягкотелы и веревочные спаалги», определяющее целый класс мелких демонов, тут же всплыло в моем сознании, подсказывая, что бояться нечего. Однако теперь, наблюдая, как этот бахромчатый слизняк – стремительный и грациозный, точно лужица пролитого в воду масла, которое внезапно отрастило мускулатуру, – протянул гибкое щупальце к игрушечной агоре и начал игриво обводить его кончиком каждую колонну крохотной галереи, высотой не превышавшей поставленный на ребро золотой корнийский полуниллинг, – наблюдая за ним, я вспомнил еще кое-что, касающееся этих демонов. Ундль Девятипалый в одном из своих трудов называет их червеобразными, что классифицирует их как паразитов, питающихся внутренностями живых существ. Ледяные мурашки волной прокатились по моей спине от затылка до поясницы. Гильдмирт выглядит таким плотным и крепким, таким основательным. Неужели эта пышущая здоровьем оболочка скрывает лабиринт червоточин, аккуратных маленьких дырочек, сквозь которые влияние Спаалга каким-то непостижимым образом распространяется по всему его телу? Спаалг все тем же тоном легкого презрения продолжал: – С другой стороны, в этом есть даже что-то трогательное! Этакая миниатюрная самонадеянность, микроскопическая торжественность! Властолюбивый к тому же, не гляди, что от горшка два вершка! Все будет вот так и вот этак, здесь, тут и вон там, – щупальце заскакало между игрушечными домами, упруго отталкиваясь от крыш, – именно в таком порядке и немедленно! Да разве мог такой гордец замахнуться ниже чем на империю? Он и не подозревал, какой бесконечный пир, да что там пир, какая оргия новизны раскрывается перед ним. Бедный малыш! Он все-таки влез за стол, а теперь вынужден, волей-неволей, и дальше набивать брюхо. Могу поклясться, его бока уже готовы лопнуть от избытка угощения. И уж конечно, после нескольких веков обжорства в этой абсолютно чуждой ему вселенной крошечный пузырек того «я», с которым он – так недолго – отождествлял себя, прежде чем попасть сюда, лопнул и теперь значит для него не больше, чем пустая фантазия. О ужас! Поглядите! Какой кошмар! Какое чудовищное повреждение!

Мешок его тела сложился в гармошку, глаз выпрыгнул из воды, зрачки стебельками светолюбивого растения протянулись к висевшей на противоположной стене картине, на которой масляными красками было запечатлено одно из прежних деяний Гильдмирта, в довольно помпезном, надо заметить, стиле.

– Что такое стряслось с моим дитяткой? – с отчаянным надрывом в голосе продолжал демон. – Его личико! Что за гадкая зараза посмела к нему привязаться?

И демон рванулся к картине. Разбросав щупальца по полотну, он бережно оглаживал его поверхность, в то время как тело его выгибалось дугой, давая единственному глазу возможность с сожалением обозреть разрушения, причиненные холсту временем и морскими организмами.

С тем же успехом он мог привязаться к любой другой картине, ибо каждая из них была исковеркана точно такими же наростами, пятнами и клочками разноцветного мха, как и эта. Сцена, над которой елейно охал Спаалг, изображала, по всей видимости, какую-то магическую церемонию подчинения целой своры скованных цепями демонов Гильдмирту. Огромная железная сеть, наподобие тех, которыми пользуются гладиаторы, накрыла обитателей подземного мира. Плотно стянутую горловину сетчатого мешка перехватывала еще и стальная цепь, свободный конец которой Пират для верности намотал себе вокруг запястья. Однако теперь нарисованный на картине сюжет было не так-то легко разглядеть, настолько буйно разрослась на холсте морская живность. Присмотревшись, я заметил в размещении плесени и ракушек явную избирательность, словно кто-то использовал первые попавшиеся под руку материалы, чтобы подкорректировать первичный смысл изображения. Гильдмирт придал своему лицу выражение сурового, но справедливого судьи, нахмуренные брови которого не предвещают преступившим закон ничего хорошего, в то время как попавшиеся в сеть демоны скорчились, точно в ожидании надвигающейся бури. Но теперь белые водоросли высветлили ему лоб и щеки, одновременно исказив их очертания, в то время как от рассеянной дымки редкого темного мха рот и глаза казались запавшими, а по горлу поползли черные трупные пятна. Масляная краска, которой были нарисованы руки, отсырела, покоробилась и начала отваливаться кусками, точно разлагающаяся плоть. Перед нами стоял уже не строгий судья, но напуганный собственной дерзостью обреченный. Рука, которую он властным жестом протягивал к столу, заваленному, видимо, всевозможными инструментами или книгами, теперь погружалась в долину, заполненную черными тенями, в которых лишь с большим трудом можно было угадать их изначальные очертания. Кисть нащупывавшей что-то руки тоже превратилась в руку призрака. Зато сковывавшая демонов сеть наполовину расползлась, да и сами они, благодаря едва заметным мазкам и заново положенным теням, казалось, по-хозяйски расправили члены и взирали на своего пленителя уже не со страхом, но со злобой. В отредактированном варианте картины цепь вокруг руки Гильдмирта выглядела скорее наручниками для него самого, чем оковами для кого-то другого.