Лев любит Екатерину - Ольга Игоревна Елисеева

Высидев у дяди положенный час, Стась поблагодарил старика за гостеприимство, пожелал спокойной ночи и с едва скрываемым облегчением спустился вниз по лестнице. Вечер был темен и тих. Немногочисленная свита встретила короля у кареты. Направляясь в гости, он отпустил дежурных камергеров и улан. Перед экипажем скакали только два верховых с факелами, за ними вестовые офицеры и младший конюший. По бокам у дверец – пара пажей. Рядом с монархом дремал на подушках адъютант.

Едва карета отъехала от дворца Чарторыйскийх и поровнялась с Козьим переулком, как из него выскочил небольшой конный отряд, который лихо оттеснил передних сопровождающих к домам. Послышались выстрелы. В ту же минуту вторая шайка показалась из узенькой улочки, соединявшей Капуцинов и Подвальную. За спиной у короля тоже завязалась схватка. Неизвестные пытались переговариваться по-русски, изображая казачий патруль, но Стась, долго живший в Петербурге, ни на секунду не обманулся.

Карета была взята в клещи. Один из нападавших приставил пистолет к груди форейтора. Остальные бросились к дверям. Кучер, попытавшийся хлестнуть лошадей, был застрелен. Молодой гайдук, повисший на створке, пал под ударами сабель. Окружив экипаж, разбойники расстреляли его в упор. Более двадцати пуль застряло в обшивке, но добрая английская работа выдержала. Адъютант Микульский закрыл собой короля. Выстрел через выбитое стекло прошил ему грудь.

Дверца распахнулась.

– Вылезай, пся крев! – гаркнули на Станислава

Оттолкнув бездыханное тело Микульского, Стась ринулся наружу. Ему удалось сбить с ног спешившегося разбойника, поднырнуть под брюхом лошади и выскочить из оцепления. Не помня себя от ужаса, он помчался вверх по улице. В спину ему стреляли. Казалось, целый рой железных пчел вьется в плаще короля. Лишь одна из них достигла цели. Когда Понятовский был уже у дверей дядиного дома, верховой разбойник выстрелил с седла. Пуля сбила шляпу и обожгла макушку беглеца.

– Откройте!!! – в исступлении закричал тот, колотя ладонями в дубовую дверь особняка. – Убивают!!!

Гробовое молчание было ему ответом. Шум уличной драки давно должен был разбудить обитателей резиденции. Если бы Чарторыйские выслали из дворца вооруженных холопов, то нападавшие ударились бы в бегство. Но дом оставался темен и мертв. Как вся улица Капуцинов. Ни в одном окне не мелькнуло даже любопытного огонька. Король понял, что предан, и в бессилии опустился на ступеньки. Он ожидал худшего.

Но нападавшие почему-то раздумали стрелять.

– Меня зовут Волынский, – крикнул сверху тот, что ранил Стася в голову, – шляхтич, с невестой которого вы танцевали в Кракове и сказали, что она воняет козой…

«Веская причина для убийства, – подумал Понятовский. – Ненависть остальных, наверное, столь же горяча». Подоспевшие всадники схватили его за воротник, стиснули с двух сторон лошадиными боками и принялись нахлестывать своих кляч. Таким образом они протащили короля шагов четыреста, до поворота улицы Капуцинов к дворцу Красинских. Государя похищали в самом сердце Варшавы, среди особняков знати, в вечерний час, когда добрая половина города еще не спала. Но никто не пришел ему на помощь. Оживленный центр точно вымер.

Остановившись на минуту в Долгой улице, разбойники посадили Станислава верхом. Тот едва дышал. Ребра его были помяты, один сапог потерян. Если бы галоп продолжился еще чуть-чуть, сердце короля разорвалось бы от быстрого бега. В белых чулках, с непокрытой головой и растопыренными руками, за которые крепко держали скакавшие по бокам всадники, Понятовский выглядел жалко. На ходу нападавшие продолжали спорить: убить ли его сейчас или оставить в плену. Странно, что они не решили этот вопрос до похищения. Но там, где один голос опрокидывает мнения остальных, удивляться нечему. Liberum veto – гарантия от тирании!

Одни во главе с Волынским стояли за немедленную смерть. Но верховодивший другой группой разбойник, которого несколько раз окликнули Кузьмой Косинским, хотел ехать за город и передать короля Пулавскому. По этим обмолвкам Стась понял, что находится в руках у конфедератов. Собравшись в крепости Бар, те издали манифест, где объявляли короля врагом веры, требовали его низложения и казни. Сказать по чести, причины у них были. Станислав не удержал Польши. Как при Хмельницком, неумытое казачье пошло громить шляхту.

Сечь выплеснула из себя несколько тысяч гайдамаков, которые сначала прокатились по Киевскому и Брацлавскому воеводствам, а потом двинулись на коронные земли. Не рассчитав широты броска, восставшие зацепили город Балту на турецкой стороне. Османы подняли крик, что запорожцы разоряют их с ведома русской царицы, и напали на москалей через Крым. Катаржина потребовала дать хохлам равные права с поляками. К ней присоединился Фридрих Прусский, желавший того же для немцев-лютеран, населявших балтийские города. Протестантский север и православный юг сжирали католическую сердцевину Польши. Понятовский умолял императрицу одуматься – шляхта не потерпит, чтобы ее ставили на одну доску с быдлом! В ответ русские войска пересекли границу, а королю напомнили, на чьи деньги и на чьих штыках он сидит.

Судя по обрывкам фраз, похитители все не могли решить участь пленника. Милосердный Кузьма отгонял своих нагайкой, в то время как те увертывались и на скаку рубили саблями свободно развивавшийся плащ Понятовского.

– Панове, – взмолился тот. – Если хотите, убейте меня, но не заставляйте каждую секунду ожидать смерти!

– Барзе добже, – рассмеялся Волынский. – А как ты, собака, всю Польшу положил под русских? С самого твоего избрания мы только и ждем, что холопы нас перережут!

Король опустил голову. Ему нечего было сказать.

– Пока ты кохался с крулицей Катаржиной, она нас головой казакам выдала! Ненасытная баба! А ты подстилка русской курвы и жополиз!

На сеймах Стась и не такое слышал. Хуже всего, что это была правда. Он ничем не мог защитить свою страну. Враги завладели им и делали от его имени, что хотели.

– Убейте меня, – с коротким всхлипом сказал король. – Я в ваших руках. Мое положение горше, чем у последнего пса под забором.

– Сознаешься, что отрекся от родины! Христопродавец! – взвыл Волынский.

– Никогда я Польшу не предавал! – Испуганные глаза Станислава блеснули гневом. – Это вы, дурачье, заварили кровавую кашу. Плетью обуха не перешибешь. Русские сильнее. С семнадцатью тысячами сабель хотите до Москвы дойти? Горлопаны! Не понимаете, чем ваше бахвальство аукнется? Нас раздерут, как тряпку.

– Не знаю, как нас, а вот мы тебя и правда на шматки порежем, – Волынский, находившийся уже совсем близко, взмахнул саблей. Но она с лязгом опустилась на подставленный клинок Кузьмы.

– Мы обещались доставить его к своим. Пусть Пулавский с Радзивиллом решают. Я греха на душу не возьму.

– Вот ты как заговорил! – возмутился жених козы. – Тогда мои люди уходят! Все равно мы деньги уже получили!

По его знаку от общего отряда отделилось человек двадцать и свернуло в ближайшую улицу. Дробь копыт по мостовой долго отдавалась в глухой ночи.