Маньяк между строк - Татьяна Шахматова

Зато, когда выползли Тим с Леной, вылупились все. Лена раздобыла где-то концертный костюм в виде черного комбидресса, больше напоминавшего купальник с расшитыми золотом чашками бюста. Сразу стало ясно, чья идея была играть на переодевание. В желтых лосинах, купальнике и диадеме размером с корону Российской империи Тим смотрелся как Игорь Наджиев в передаче «Утренняя почта». Лена же была хороша даже в черных штанах и китайском свитере. Ее волосы развевались на ветру, а сама она была похожа на гангстершу из какого-нибудь американского боевика с гнусавым переводом. Капитан обещал вызвать милицию и сообщить в вуз, но не сделал в итоге ни того ни другого.

На следующей неделе собираемся повторить. Если пароходство не закроют и вообще ЕБЖ.

7.10.1996

Черное каре и тонна автозагара. Лена с Изольдой явились в образах Наоми Кэмпбелл. Лена была в африканской коллекции. Изольда – в русской. Мы с парнями достали ром. Играли в девятку на раздевание. В девятку! Никто ничего толком не увидел. Лена сняла лифчик, но не потому, что проиграла, а потому, что это надо было как-то закончить. Смешно. Вадим не смог прийти. Опять было плохо с сестрой. Срочно уехал домой.

– Ну и где тут твои хваленые парцелляции? – поинтересовался я, прочитав первые страницы дневника.

Писал парень хорошо, интересно, образно и абсолютно гладко. В качестве амулета от сглаза использовал толстовское ЕБЖ – «если будем живы». Видимо, тоже, как и писатель, собирался жить до девяноста лет. Этот Шляпник оказался неплохо эрудирован, причем в разных областях, не только в живописи или архитектуре.

Немного напрягал «персональный кошмар» и инвентаризация, но ничто из этого пока не производило впечатления невменяемости, несвязности речи и уж тем более знаменитого словесного салата шизофреника, о котором упоминают все справочники по этому заболеванию.

Вика заглянула ко мне через плечо.

– Его врач так и сказал: шизофрения часто проявляется уже в достаточно взрослом возрасте, двадцать лет – опасный рубеж. До этого может не быть почти никаких признаков.

– А причина начала заболевания – стресс?

– Нет сомнений, что стрессы, потрясения, общая жизненная неустроенность способны усугубить течение болезни, но если генетическая предрасположенность к шизофрении имеется, то она скорее всего проявится в любом случае, даже если жизнь человека будет вполне благополучной.

Видимо, в случае Алексея Шляпника серьезным триггером послужила несчастная любовь, неудачный брак, за которым последовало расставание с любимой женщиной. Но, как оказалось, некоторые признаки болезни присутствовали даже уже в этих вполне разумных и вменяемых записях, просто, не будучи психиатром, я не умел их читать.

– Сам факт дневника – уже признак. – Пересказывала тетка то, что узнала от лечащего врача Шляпника. – Даже по первым записям видно, что человек постепенно закрывается от внешнего мира, его перестают интересовать вещи, которые интересовали раньше. Он чувствует, что с ним что-то не так, но сам не понимает, что происходит. К сожалению, шизофреники не слишком критично относятся к своему состоянию – в отличие, например, от невротиков, которые сразу начинают бить во все колокола и бегать по врачам: «поставьте мне диагноз, я при смерти, доктор». Шизофреники чаще всего никуда не бегают. Шляпник точно не собирался стартовать за помощью. Врач считал, что его пациент завел дневник как раз по той причине, что чувствовал свое отличие от других прежде всего в эмоциональной сфере и пытался отслеживать эти отличия для того, чтобы скорректировать свое поведение.

Виктория попросила меня подождать, пока найдет одну запись, которая, по мнению врача, подтверждала эти слова особенно красноречиво. Среди относительно сухих листов нужной страницы не оказалось. Страница лежала на самом верху, видимо, как особо важная, и пострадала больше других. Ох, как в этот момент хотелось взгреть Филиппа, который стриг нас глазами со своей ветки, как только кто-то из нас приближался к окну. Но все же отрывок прочитать удалось.

3.03.1998

Среди нас есть архангелы, присланные на землю, чтобы карать людей за их грехи. Только в процессе их доставки сюда что-то пошло не так. Разучившись читать мысли. Поэтому, чтобы узнать о наших грехах, им приходится спрашивать и выведывать. Тут все объяснимо. Но иногда мне кажется, все люди вокруг меня превратились в архангелов, которые только и заняты тем, что выведывают и выведывают. В такие моменты не желаю говорить. Молчу. Как партизан. Целыми днями. Это наводит окружающих на мысли о моем нездоровье. Так нельзя.

Перечитав записи Шляпника, а главное, сопоставив их с заключениями доктора, я с ужасом обнаружил все перечисленные признаки не только у себя, но и у Виктории, а также у половины своих друзей и знакомых.

– У психиатров это называется синдромом первого курса. Меня уже предупредили, теперь мой святой долг предупредить тебя, – торжественно заявила Виктория, заметив, что я перечитываю уцелевшие от подписи Филиппа письма уже в третий раз. – Тут тебе не ателье по пошиву одежды, поэтому ничего не примеряй на себя. А то пойдешь еще дальше героев Джерома Клапки Джерома: обнаружишь у себя не только шизофрению, но и все признаки родовой горячки.

Несмотря на то что я целый год учился на ветеринара и еще не забыл некоторых навыков, сделаться ипохондриком на почве душевных расстройств казалось действительно намного проще, чем на почве разных ужасных болезней тела. В ветеринарке все было более-менее ясно: паразиты, сложные виды рака и гепатита, жуткие вирусы, в том числе болезнь Карре, в народе называемая чумкой, – все это уже давно не вызывало особых эмоций. В отличие от людей, животные не страдают душевными расстройствами, и это, пожалуй, их главный выигрыш от того, что они в процессе своей эволюции так и не обрели языка. Сходить с ума можно только на каком-то из человеческих языков и никак иначе.

Все же что-то настораживало меня в Шляпнике. Парень жил в общежитии, родом из небольшой деревушки, семья без особых средств к существованию, если не сказать бедная, судя по его же собственным словам, объект насмешек одногруппников, нелепый, странный. Но все эти обстоятельства не помешали ему жениться на самой красивой и самой обеспеченной девушке группы Лене Гавриловой.

– Да уж, загадочный, – согласилась Виктория, садясь в машину на пассажирское сиденье.

Всю дорогу до Ставроподольска мы были вынуждены слушать концерт одного кота без оркестра. Филипп отправился в свою первую служебную командировку. Для таких целей заботливая Ольга Витальевна даже оставила специальную кошачью переноску, которую, казалось, смастерили по специальному заказу, как лимузин самого тезки – короля эстрады. Огромная, комфортабельная, с непроливаемой поилкой, удобными подушечками и даже встроенными нагревательными элементами, переноска наверняка стоила половину, если не всю пенсию бедной старушки. Однако Филипп ничего этого не ценил. Он еще не полностью отошел от нескольких часов воссоединения с природой на ближайшей к нашему подъезду березе, а тут новая напасть – путешествие в комфортабельном гробу. Во всяком случае, нам с Викторией в истошных криках через сетку ясно чудилось что-то вроде: «я еще так молод! я ничего не сделал! вы за это ответите!»