Право на репрессии - Олег Мозохин

О настроениях ИТР, рабочих и служащих предприятий и учреждений Москвы в связи с процессом ежедневно руководству ОГПУ готовилась сводка. Отношение к этому процессу противоречивое. Интересно высказывание директора завода « Каучук» Вольпе: «Я уважаю Сталина за то, что он сумел построить такую организацию, которая подчиняется его малейшему движению. Этот процесс тоже вовремя выпущен в свет. Плохо стало с электроснабжением, стали в Харькове аварии станций, бац, выпускаются вредители, плохо стало с хлебом, голодает чуть ли не вся Россия, бац, выпускаются в свет вредители сельского хозяйства. Вообще все это ловко устроено».

Таким образом, уже в начале 30-х гг. распространяется миф о врагах, который, без всякого сомнения, сыграл в дальнейшем свою роль, воздействуя на сознание масс[111].

Свертывание НЭПа и становление командно-административной системы управления надо было как-то объяснить. И это объяснение было найдено в засилье многих вредительских организаций в экономике страны. Именно поэтому ОГПУ перестраивает свою работу организационно и оперативно. С таким расчетом, чтобы «борьба с экономической контрреволюцией и шпионажем была выдвинута на первый план как основная задача деятельности ОГПУ в области обслуживания хозяйства союза», что не должно было повлечь за собой ослабление работы по выявлению крупных хозяйственных преступлений в промышленности, торговле, кооперации, финансах[112].

У сотрудников ОГПУ возникали сомнения в существовании контрреволюционных организаций. Это дошло до И. В. Сталина. 16 сентября 1929 г. он направил В. Р. Менжинскому письмо, в котором предупредил его о болезненных явлениях в организациях ГПУ и высказал недовольство, что у чекистов взят курс на развернутую самокритику внутри ГПУ. По его словам, такие же ошибки были допущены в военном ведомстве. И. В . Сталин предупредил, что это грозит разложением ГПУ и развалом чекистской дисциплины. Он попросил В. Р. Менжинского проверить эти факты, и, если они подтвердятся, принять решительные меры против этого зла[113]. И. В. Сталину нужен был «карманный орган» государственной безопасности, выполнявший только его решения.

Вопросам ведения следствия в органах безопасности высшее партийное руководство уделяло большое внимание. Так, еще 29 декабря 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б), рассматривая вопрос о борьбе с бесхозяйственностью и должностными преступлениями, постановило дать партийную директиву НКЮ и Верхсуду РСФСР, а также Московскому и Петроградскому губсудам, в которой в целях большего воздействия после судебного рассмотрения дел о хозяйственных и должностных преступлениях на оздоровление хозяйственных и советских органов было предложено ускорить ведение таких дел. При этом, выделяя главных виновников, необходимо было выявлять и побочные обстоятельства для привлечения к ответственности и более мелких соучастников. Предлагалось заслушивать дела, как правило, не позднее чем через три месяца со дня поступления их в следственные органы.

Политбюро просило максимально сократить формальности в судебных и следственных инстанциях, поручив Д. И. Курскому и Ф. Э. Дзержинскому внести в СНК соответствующий проект постановления[114].

Однако, несмотря на сокращение формальностей, из поступающих с тех мест на предмет внесудебного рассмотрения в Коллегии ОГПУ дел усматривалось, что в большинстве случаев обвинительные заключения не отвечали требованиям, указанным в ст. 210 УПК РФ.

Резолютивная часть следовала ранее описательной; в описательной части весьма сжато указывались обстоятельства дела с непоследовательным изложением фактов, установленных при производстве следствия по делу. Отсутствовали ссылки на номера листов показаний обвиняемых и свидетелей.

В резолютивнмй части часто не указывались точные, подробные сведения относительно судимости, возраста, классовой принадлежности, рода занятий, имущественного, социального положения и других данных в отношении каждого из обвиняемых. Не указывались время, место и способы совершения преступления.

В обвинительном заключении не указывались лица, в отношении которых дело выделялось в отдельное производство или прекращалось. Часто отсутствовал список лиц, подлежащих вызову в качестве свидетелей.

Для устранения этих недостатков и во избежание повторения подобных явлений руководством ОГПУ 9 марта 1925 г. было предложено при составлении обвинительных заключений по уголовным делам строго придерживаться УПК РФ. Предлагалось больше обращать внимания на описательную часть обвинительного заключения, излагая все события подробно. В отношении каждого из обвиняемых обязательно было указывать, согласился ли он с предъявленным обвинением или нет.

В связи с тем, что квалификация сотрудников, ведших следствие, оставляла желать лучшего, на примере было расписано, как оформлять резолютивную часть обвинительного заключения. В конце обвинительного заключения по делу предлагалось указывать, кто из обвиняемых и когда арестован и где содержится под стражей, кто из обвиняемых находится под подпиской о невыезде с места постоянного жительства, в отношении кого из обвиняемых мера пресечения не применялась или же применялась и почему, какие имеются вещественные доказательства по данному делу и их местонахождение.

К каждому делу, направленному для рассмотрения во внесудебном порядке в Коллегию ОГПУ, должно было быть приложено заключение местного прокурора, наблюдавшего за органами ГПУ.

По каждому делу отдельными приложениями необходимо было представлять: одну копию обвинительного заключения, четыре копии постановления о предъявлении обвинения на каждого из обвиняемых и столько же копий постановлений об избрании меры пресечения.

В случаях несоблюдения этих указаний такие дела должны были возвращаться обратно в местные органы[115].

17 июля 1928 г. в местные органы был направлен циркуляр, в котором высказывались претензии по качеству ведения следствия на местах. Указывалось, что следствие проводится не с достаточной полнотой и обвинения строятся зачастую на предположениях и показаниях третьих лиц.

Обвиняемым инкриминировались деяния, не являющиеся преступными и за которые Уголовным кодексом не были предусмотрены наказания. Так, отмечались случаи, когда арестовывались лица за скупку облигаций государственных займов якобы для создания ажиотажа. Следствием же не устанавливалось факта создаваемого ажиотажа, следовательно, не устанавливался и состав преступления, так как скупка и продажа облигаций госзаймов не преследовалась законом. Однако дело, тем не менее, направлялось на рассмотрение в Особое совещание, и арестованных за это содержали под стражей. В этом преуспел Рязанский городской отдел ОГПУ.