Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

Позднее он узнал, что известную роль в гибели герцога сыграли отношения новоиспеченного французского императора с мадемуазель Жорж. И великая актриса, которой стольким обязана русская сцена, и несчастный герцог, который не позволил поставить себя на колени перед драгунами Савари, были жертвами любовных страстей, ловко превращаемых политиками в опасные интриги. Нарышкина-Четвертинская, мадемуазель Жорж и несчастный герцог оказались вовлеченными в одну и ту же цепь любовных метаморфоз, охвативших Европейский континент и опутавших его властителей. Между тем русский император, несмотря на все перипетии, продолжал хранить верность союзу с Пруссией — королю Фридриху Вильгельму III и его супруге королеве Луизе, вдобавок безумно влюбившейся в единственного покровителя ее страны. Еще одна любовная интрига, не получившая своего разрешения. Бедную женщину настолько поглотило отнюдь не патриотическое чувство, что она готова была забыть об осторожности и приличии, и Александру приходилось поворачивать ключ в замке спальни.

Он поклялся Фридриху Вильгельму и королеве в вечной дружбе при гробе другого Фридриха — Великого — накануне отъезда из Потсдама и не собирался изменять данному слову, хотя красивой женщине никогда не составляло труда найти путь к сердцу, а затем и в его спальню. Но политика и любовь на высших этажах власти редко совместимы и часто завершаются драмой. Любовные интриги в политике — удел шпионов и сочинителей бульварных романов.

— Мадам, — сказал император на прощанье, нежно целуя королевские запястья, — надеюсь, что и у вас достанет сил сдержать клятву.

Лучше чем кто-нибудь Александр понимал угрозу, которую таил прусский адюльтер. Да и вообще он предпочитал менее возвышенный тип женщин. С него достаточно Психеи с талией Ундины, ждущей его в Петербурге, вблизи которой составляли план новой интриги, притягивающей, как магнитом, прошлые запутанные связи. В Петербурге его ожидала и пленительная полячка. Странным образом два могущественных властелина Европы, спорящих в том числе и за польское наследство, питали глубокую привязанность к двум полячкам — Валевской и Нарышкиной-Четвертинской. Оба обожали рожденных от них детей. Государь скорбел о покойной дочери, Наполеон обеспечил сына Александра Валевского на всю жизнь, завещав ему четыре миллиона франков.

А если присовокупить к сему судьбу великого князя Константина и Жанны Грудзинской — княгини Лович, то картина засилья полек станет достаточно полной. Княгиня Лович немало повлияла на жизнь Польши под русским скипетром.

Когда Александр садился в коляску и на секунду оглянулся, тоскующий взор королевы Луизы болью отозвался в сердце. Нет, Пруссию он не предаст. Он связан с ней неразрывно, не только потому, что в жилах императорской фамилии текла германская кровь. Дружеские отношения с Пруссией прежде всего выгодны России, что Наполеон, кстати, прекрасно понимал. С другой стороны, территория Германии — поле соперничества корсиканца и Англии. Потеряв остатки влияния во Франции, еще не одряхлевшая владычица морей всматривалась в немецкие княжества все пристальней и пристальней. Наполеон желает раздробленности земли за Рейном. Она легкая добыча. Любое герцогство — отличный приз для тех, кто имеет заслуги перед французским императором, создавшим не виданную дотоле в Европе военную деспотию, которая нагло присвоила себе искаженные черты недавнего прошлого, соскользнувшего в пропасть, как нож гильотины под рукой палача. Подумать только: человек, чуть ли не первым в Конвенте завопивший «La mort!» и зарезавший в Лионе тысячу шестьсот несчастных за две-три недели, и герцог Отрантский одно лицо — Жозеф Фуше, который управляет полицией такой благородной, такой доброй и такой прогрессивной страны.

С восшествием Бонапарта на престол жизнь в этой благородной стране строилась под клики победных труб. Никто не сомневался, что сражения при Прейсиш-Эйлау и Фридланде в январе и июле 1807 года велись с дикой ожесточенностью именно потому, что речь шла о Пруссии. Трудолюбивая и богатая страна не должна, по мнению России, исчезнуть с карты континента. Но, конечно, не только это руководило русскими. Они стремились к тому, чтобы их растянутые границы не соприкасались с границами воинственных и экспансионистски настроенных галлов. Корсиканцу нельзя позволить распоряжаться Польшей по личному усмотрению, науськивать ее на Россию и хозяйничать в Константинополе, оказывая давление на южный фланг империи.

На пути постепенного формирования новой политики, более осмысленной и логичной, в Петербурге сделали немало ошибок. В человеческом аспекте императора Александра удручало то, что он первым предложил переговоры после фридландской катастрофы. Бонапарт пока не мог обойтись без союза с Россией. Из министерства иностранных дел пришлось удалить сторонников войны. Барона Будберга сменил граф Николай Петрович Румянцев — невоинственный сын воинственного отца. Наполеон и раньше выражал недовольство русским посольством. Невзлюбил он и нового представителя императора Александра — графа Толстого. Естественно, император не выносил и тень посла — молодого изящного адъютанта прибалтийского немца Александра фон Бенкендорфа, вдобавок известного тайной полиции в качестве усердного посетителя будуара мадемуазель Жорж.

Агенты однажды подслушали их сердечные излияния, записали, не комментируя, и предоставили через префекта полиции Паскье императору. Из рапорта изрядно охладевший к возлюбленной Наполеон узнал, что дела любовные у посольского адъютанта и примы Comédie Française зашли довольно далеко.

— Мы уедем в Петербург и там обвенчаемся, — умолял Марго Бенкендорф, не только потеряв записку императрицы-матери, но и забыв ее наставления. — Ты будешь жить в самом центре Северной Пальмиры на Невском проспекте или Большой Морской. Апартаменты, не уступающие царским, будут в полном твоем распоряжении. Ты поступишь в лучшую из французских трупп. Ты ведь гениальная актриса, Марго! А управляющий императорскими театрами князь Шаховской — мой друг.

— Нет, — отвечала решительно Марго в один день. — Я подумаю, — обещала она в другой. — Я не верю в искренность твоего чувства, — сердилась она в конце недели. — Я полагаю: здесь какая-то интрига, — отзывалась она на уговоры не на шутку взволнованного капитана, высвобождаясь из слишком пылких объятий.

Чутье не обманывало ее. Параллельно с романом действительно развивалась интрига. Несчастные семейные обстоятельства преследовали государя. Императрица, будучи неутешной матерью, вряд ли была способна достойно исполнять обязанности супруги. Соблазнительная мадемуазель Жорж — царица парижских подмостков, приехав в Петербург, разрушит связь с ловкой Нарышкиной-Четвертинской, с этой замкнутой и лукавой полькой, навязавшей себя государю. Отношения с актрисой по природе своей не могут длиться долго. Они лишены перспективы. А пресытившись чувственными мизансценами и романтическими эффектами, государь оценит тихую прелесть отвергнутой супруги и вернется к ней сердцем, как он, между прочим, вернулся к ней сердцем перед последней поездкой в Таганрог. Составители интриги знали душу государя.

Наиболее непримиримый противник Нарышкиной-Четвертинской злобный Жозеф де Местр на каждом углу и каждому желающему слушать внушал: