Девушка в зеркале - Роуз Карлайл

А вот то, что Адам оставил на лодке как есть – это откровенно крошечный для яхты таких размеров топливный танк. К счастью, для подзарядки аккумуляторов, от которых запитаны авторулевой, холодильник и, ночью, ходовые огни, вполне хватает солнечных батарей, так что топливо нам особо не требуется, пока хватает ветра, чтобы двигаться под парусами.

Просто не могу не восхититься Адамом. Если б отец выказывал такое же внимание комфорту Аннабет, как Адам – комфорту Саммер, может, моя мать и не захотела бы избавиться от лодки. Может, отец вверил бы «Кармайкл бразерз» заботам Колтона – как, по его словам, собирался, – и все мы действительно выбрались бы на «Вирсавии» в Африку. Тогда, когда еще были одной семьей. До Франсины.

Теперь на борту есть даже стиральная машина с отдельной сушилкой, установленные друг над другом в одном из шкафов возле санузла. На борту не хватает воды и электричества, чтобы использовать их в море, но Саммер уже забила своим использованным исподним вставленную между ними корзину, готовая заняться стиркой, как только мы попадем в порт.

– Адам сделал мне сюрприз, – говорит она, когда я впервые открываю дубовую дверь и обнаруживаю ловко втиснутые за ней здоровенные белые кубы. Шепчет мне на ухо, словно «Вирсавия» может услышать: – Никому не говори, но это моя любимая штука на борту!

Моя же любимая штука – это по-прежнему двойное зеркало. Обитая на яхте Саммер, среди принадлежащих Саммер вещей, питаясь стряпней Саммер, слушая про Адама, и про Тарквина, и про будущего ребенка, я почти чувствую, как исчезаю, растворяюсь во всем этом, словно в тропической жаре. Не снимаю с лица плавающей по нему улыбки восторженной тетушки, всегда готовая включить ее в полную силу, если Саммер вдруг возникнет передо мной, как чертик из табакерки, пока я несу вахту в кокпите, или отдыхаю внизу в носовой каюте, или перехожу от одного места к другому, – вот до чего сокращается жизнь в океанском переходе. Но в кабинке санузла я могу быть собой. Никаких улыбок. Вид у девушки в зеркале довольно жалкий, но она, по крайней мере, реальна.

И как яхтсмен я по-прежнему лучше, чем Саммер. Каждый день мы включаем спутниковый телефон, чтобы загрузить прогноз погоды и имейлы от Адама – Тарквин потихоньку поправляется; на самом-то деле Саммер интересует исключительно последнее. Вахты она несет вполне себе ничего, но вечером после ужина я всегда рифлю для нее паруса, чтобы «Вирсавией» можно было без напряга управлять в темноте, а потом отдаю рифы, когда она будит меня в полночь на мою вахту. Муссон продолжает дуть сильно и устойчиво с кормовой четверти правого борта, и каждую ночь я наслаждаюсь моментом, когда Саммер уходит спать, – полностью распускаю паруса, и «Вирсавия», словно освободившись от поводьев, срывается с вынужденной рыси в неутомимый галоп к западу.

Африка ждет.

* * *

Несмотря ни на что, я счастлива за румпелем «Вирсавии». Могу напрочь забыть про Ноя и его новую пассию, Лори. Могу забыть про Саммер и Адама. Могу забыть про ребенка.

Вокруг меня – лишь безмятежный ночной океан. Целую неделю мы не видели ни одного судна, ни единого признака человеческой жизни. Мачта у меня над головой мерно раскачивается среди парящих в небе звезд. В практически беззвучной темноте в пустую башку, почти лишенную скудных реальных ощущений, начинают пролезать странные фантазии. Как-то раз мы всю ночь словно катились под парусами под горку – казалось, будто океан наклонился, как огромная тарелка, и я не могла избавиться от ощущения, что нас несет туда, где я уже когда-то была раньше, много лет назад, что впереди – некая моя древняя прародина, скрывающаяся за пределами самых ранних моих воспоминаний. Другой такой ночью я, видно, задремала на вахте, поскольку как наяву ощутила запах Адама, его вкус, почувствовала его в кокпите рядом с собой, обхватившего меня своими крепкими мужскими руками, прижавшегося к моему рту этим странным твердым языком… А еще как-то раз почти убедила себя, что Саммер и Адам отдали мне «Вирсавию» – скромная компенсация за их чудовищное предательство. Я пересекаю на ней океаны, огибаю мыс Горн, веду «Вирсавию» сквозь пургу и снег на не указанный на картах Юг, высматривая айсберги…

Мои мечты – блажь безумной бабы, – безжалостно освещает трезвый свет дня. Саммер и Адам теперь обожают «Вирсавию» – они никогда мне ее не отдадут. Адам будет выполнять все тяжелые задачи на борту, а Саммер превратит «Вирсавию» в дом, нянчась с Тарквином и малышом, потчуя всякими вкусностями Адама, занимаясь с ним любовью каждую ночь… Они никогда не оставят тропики. Их жизнь будет вечным летом.

На переходе с экипажем всего из двух человек вы нечасто видите друг друга. Один из вас постоянно несет вахту, а другой спит. Но мы с Саммер каждый вечер после ужина сидим в кокпите, и сестра буквально не закрывает рта.

Я никогда не думала о нас как об отдалившихся друг от друга. Если завещание и вбило клин между нами, то Саммер блаженно об этом не подозревает. Она никогда не проявляла враждебности – даже тогда, когда я тайно вышла замуж за Ноя, обскакав ее со свадьбой, – но теперь и вовсе ведет себя со мной как со своей лучшей подругой. Почти как тогда в Куинстауне, но на сей раз это нечто большее. Здесь, на яхте, она просто пылинки с меня сдувает. Чествует, как королеву. Несмотря на весь тот кавардак, который я устроила из собственной жизни, в словах Саммер нет ни щемящей жалости, ни снисходительности.

И все же эти ее разговоры – это малость чересчур. Она явно не ставит целью как-то меня задеть, но каждая затронутая ею тема откровенно рекламирует, как замечательно быть Саммер. Я всегда думала, что воспитывать ребенка умершей женщины – это только лишний геморрой, но, оказывается, в этом есть и свои положительные стороны. Адам настолько благодарен Саммер за то, что она так любит его драгоценного Тарквина, что всеми силами старается облегчить ей жизнь – постоянно организует нянек и сиделок, которые берут на себя значительную часть нагрузки, или сам забирает куда-нибудь Тарквина, чтобы дать ей «время для себя».

А Тарквин – это наименее привлекательная часть жизни Саммер. Все остальное куда как лучше. Владелец турфирмы – это муж, каких поискать. Они успели пожить на борту «Вирсавии» всего ничего, но Адам уже успел показать им все мои излюбленные места, скрытые драгоценности Таиланда – карстовые островки залива Пхангнга, коралловые сады Суринских островов, Парадайз-бич, куда приходят купаться слоны… Пока на «Вирсавии» меняли такелаж, Адам свозил Саммер на самолете в Бирму на «второй медовый месяц», оставив Тарквина с няней. А ведь они и года еще не женаты!

Но больше всего угнетает, что Адам – такой романтик. Я ничего не имела бы против, если б Саммер делилась со мной извращенными историями про экстравагантный секс на ночных пляжах, но тут нечто большее. Адам реально влюблен по уши. Полагаю, что смерть жены научила его, что жизнь преходяща, так что теперь он заваливает мою сестру ужинами при свечах, спонтанными подарками – драгоценности, парфюм, белье – и неспешными обольщениями, что всякий раз выглядят столь же свежо и едва ли не невинно, как на первом свидании.

– По-прежнему кажется, что он немного робеет, когда целует меня, – рассказывала Саммер, – и все же его поцелуи такие властные! Он делает такие вещи, делать которые любой другой мужчина не осмелился бы, но это просто чудесно! Я даже не могу описать, что именно он делает. Давай просто скажем, что он любит доставить мне удовольствие. Его владение собой экстраординарно. Он сводит меня с ума.