Похоронный марш марионеток - Фрэнк Де Фелитта

Мы снимали четыре месяца. Можете в это поверить? Четыре месяца там, где и в болотных сапогах не пройти, ползать на животе по уши в грязи, чтобы снять пятисекундный кадр с фламинго-мамой, высиживающей свои дурацкие яйца.

За последние два съемочных месяца брат мне так и не заплатил. Мы уже на дух не переносили друг друга. Как-то в августе, часа в три ночи, под стрекотание сверчков, я лениво покуривал марихуану, с удовольствием прокручивая в уме фильмы, на которых днем не было времени сосредоточиться. Внезапно на пороге что-то блеснуло. Я подумал, что это таракан, тараканы в лунном свете поблескивают, словно металл, — по крайней мере во Флориде. Но это было ружье.

С воплями я нырнул под кровать. Раздался выстрел, затем второй, и мой двоюродный брат закричал. Прозвучал третий выстрел, и брат кричать перестал. Мельком я увидел какого-то странного темнолицего парня со сверкающими заколками в волосах. Он убежал, а я подполз к брату. Первое, что я подумал, — ему хана, из его затылка хлестала кровь, а все тело сотрясала дрожь.

Но мой брат выжил. Правда, у него выпали волосы и напрочь отшибло память — врачи называют это омертвением мозга. Я не знал, что делать. Наконец решил попытаться смонтировать пять миль отснятой нами пленки по-своему. Сделать нечто вроде портфолио, с которым можно было бы показаться в Лос-Анджелесе. Продемонстрировать, что у меня есть чутье и навыки монтажа и, кроме того, я умею создавать образ. Я продал «Эклер» и все прочее оборудование и три месяца занимался только монтажом. Я снял в Орландо монтажную и жил в ней. Работал круглые сутки, практически ничего не ел, только пил кофе. У меня схватывало желудок, меня периодически прошибал понос, на теле вылезли прыщи, ногти пожелтели от клея. Но я начал видеть суть. Я… я видел ритм, перераставший затем в большие ритмические композиции, визуальные образы, которые раскрывали безжалостные и даже жестокие законы природы.

И еще кое-что. Искусство. Да, это долбаное слово из девяти букв, о котором никто ничего толком не знает. Искусство. Я создавал искусство. Я наполнил фильм обрывками джазовых композиций, странными звуками, человеческими голосами. Я создал свое личное эссе на тему выживания — красивое, дикое, даже немного болезненное и, несомненно, оригинальное.

Нервы у меня были на пределе, и выглядел я как узник концлагеря. Я был оборван, нечесан, пребывал на грани истерики, физического и психического расстройства, но дело я сделал! Я превратил кучу дерьма в документальную симфонию, где были соблюдены все драматургические законы. Я купил билет до Лос-Анджелеса, билет в один конец. Там я приобрел подержанный синхронизатор, клей и взял напрокат скрепер.[55]Но Флорида подставила меня. Когда я открыл коробки, чтобы сличить негатив с рабочей копией, он упал в порошок. Зеленый. На ощупь похожий на абсорбент.

Тогда я впервые подумал о самоубийстве. Я не мог допустить даже мысли о том, что буду год за годом прозябать в этой моральной тьме… в этом страхе… и расходовать впустую свой талант. С каждым днем он таял, понимаете… Талант, как и негатив, выцветает и никогда потом не восстанавливается… Я боялся даже подумать о том, что это произойдет со мной…

Я словно сошел с ума, я завидовал тому психу, который ни за что ни про что подстрелил моего двоюродного брата. Я начал верить, что этот псих был настоящим художником. Не могу объяснить это по-другому. Он вдруг начал вызывать у меня восхищение.

Он как будто завладел моей личностью.

Я снова стал как одержимый смотреть фильмы. Жестокие фильмы. Но теперь угол зрения изменился: я учился менять реальность, манипулировать психическим состоянием публики. Понимаете, кино — это не упорядоченная последовательность драматических эмоций и прочая подобная ерунда, которой учат в киношколе. Это невыразимые словами, двусмысленные, тревожные изменения в реальности, которые делают зрителя другим. Кэри Грант и Ева-Мэри Сент цепляются за нос президента Линкольна на горе Рашмор.[56]Они падают? Разбиваются? Нет! Залезают на верхнюю полку «Твентиз Сенчури лимитед», чмок, чмок — и конец![57]Понимаете? Публику использовали и видоизменили. Вы мне не верите. Вам хочется думать, что режиссеры стремятся всего лишь развлечь зрителей из лучших побуждений. Так вот, с тем, кто не способен осознать всю меру жестокости и садизма, которые таит в себе создание фильма, не стоит говорить о кино.