Петр Столыпин, который хотел как лучше - Александр Иванович Колпакиди
Шрифт:
Интервал:
Член-корреспондент Императорской Академии наук экономист А. И. Чупров писал в 1906 году: «Отрубное владение бесспорно имеет на своей стороне немало преимуществ, и если бы возможно было скоро завести его по всей России, русское сельское хозяйство осталось бы в выигрыше. Но вся беда в том, что мысль о мало-мальски быстром распространении отрубной собственности на пространстве обширной страны представляет собою чистейшую утопию, включение которой в практическую программу неотложных реформ может быть объяснено только малым знанием дела»… Но подобные возражения отметались с ходу как «ретроградские». Прогрессисты никогда не прислушиваются к критике своих проектов. Они ведь лучше знают… Вы думаете, Егора Гайдара не предупреждали о том, что получится из его экономических реформ? Реформа Столыпина предполагала возникновение класса преуспевающих фермеров, что выгодно для экономики. Эти люди должны были стать и прочной опорой власти. Ведь крепкому хозяину не нужны ни революции, ни демократические преобразования, он всегда за порядок. И еще — община, от которой одни неприятности, превратится из сплоченной, враждебно настроенной к власти структуры в россыпь грызущихся за выживание индивидуумов. Но что на деле означала ставка на «крепкого хозяина»? Если крестьянин соберет свои полоски в отруб или даже переберется на хутор — земли у него не прибавится. Он купит землю у разорившихся соседей. А тем что делать? Ведь таких неудачников при успехе реформы оказалось бы десятки миллионов! Им куда деваться? Батраков столько не нужно. В город? Так индустриализацию никто проводить не собирался, а стихийный рост промышленности такое количество людей переварить не мог. Самое большое, что могли пригреть промышленные центры — это пара миллионов человек. При этом на селе оставалось от 20 до 32 миллионов «лишнего» населения. Услать его в благодатную Сибирь? Но это только кабинетные теоретики полагают легким делом за несколько лет перевезти и укоренить на новых местах такое количество людей. Нет, это можно — но с расходами как на большую войну. А денег не было. Да и опыта проведения таких мероприятий — тоже. Все-таки переселенцы — не армия, которую можно живо переправить «из точки А в точку Б»… Итак «лишних людей» девать некуда. Значит? Пусть подыхают. Слабых не жалко. О том, что эти люди могут не тихо помирать, а взбунтоваться — да так, что 1905 год покажется раем, Столыпину в голову не приходило. А ведь нет более лютого революционера, чем разорившийся собственник…
К тому же Столыпин, как и большинство представителей элиты, был ярко выраженным западником. Он умилялся фермерскими хозяйствами Пруссии, полагая, что если получилось на Западе, получится и у нас. О разнице в условиях, а уж тем более в менталитете — он не задумывался. Да и на Западе все было не так просто. В той же Англии общину ломали триста лет! В Пруссии, хуторами которой восхищался Столыпин, переход занял сто лет. Столыпин же решил то же самое сделать за двадцать. Тут очень хорошо видно сходство Столыпина с Хрущевым. Хрущев стоял за ликвидацию «неперспективных» деревень и создание агропромышленных гигантов. Сама по себе идея не самая глупая, как и фермерство. Но — при определенных условиях, при учете обстоятельств. Большевики во время коллективизации сумели сделать выводы из практики и ликвидировать перегибы. Столыпин этого не мог. Как и послать, подобно большевикам, в деревню «тридцатитысячников», которые были глубоко убеждены в правильности «генерального курса», но при этом не являлись «барами». Поэтому и проиграл. Как же можно говорить, что «реформу прервала смерть Столыпина»? Эта реформа полностью исчерпала себя за три первых года. Все, кто хотели стать собственниками — ими стали. Дальше шло уже «дожигание» или откровенные аферы. Пик переселенцев приходится на самое начало мероприятий Столыпина — на 1907–08 гг. Наиболее рисковые люди тогда двинулись в Сибирь. Однако число таких людей было не слишком велико. Что знали тогдашние крестьяне о Сибири? Только то, что туда шлют на каторгу — а в хорошее место каторжников гнать не будут. Но тем не менее кое-кто поехал. Дальше начинает расти число «возвращенцев». А почему они возвращались? Многочисленные свидетельства говорят об очень плохой организации процесса. Чиновники просто никогда не сталкивались с такой задачей; хватало воровства и прочих злоупотреблений. За Уралом нравы были вообще дикие — каждый начальник чувствовал себя мелким царьком и плевать на всех хотел…
Критическим стал 1911 год. Тогда вернулась треть уехавших. Это уже была катастрофа. Но затем процесс переселения хоть и медленно, но стал идти — уже после смерти «великого реформатора». И вот что забавно: переселенцы на новых местах стали вновь организовываться в общины! Переселилось в итоге всего три миллиона человек. Много это или мало? Мало. Никаких проблем переселенцы не решили. Да и не могли решить. Поклонники Столыпина возражают, что дело было не в ошибочности его аграрного курса, а в том, что не хватило времени для его реализации. Нужно было не восемь-девять лет, какие отпустила реформе история, а, скажем, 20, которые просил Столыпин. Война и революция этому помешали. Доля истины здесь есть — с десятилетиями процесс сделался бы действительно необратимым. Но вопрос надо ставить иначе: почему история не дала этих 20 лет? Крах столыпинской реформы был обусловлен главным объективным фактором — тем, что она проводилась в условиях сохранения помещичьих землевладений и для сохранения этих землевладений. В этом коренился изначальный порок мнимой реформы, приведший в конечном счете к революции и превращению всей земли в общенародную собственность.
Но все повторяется. В начале 1990-х нам с апломбом объявили, что «фермер накормит Россию». Провели экономическую реформу, которая ничем по сути не отличалась от столыпинской. Колхозные земли был розданы крестьянам. Егор Гайдар вообще считал себя продолжателем дела Столыпина, о чем неоднократно заявлял. И где эти фермеры, кроме как в телеэкране? Кстати ваучеры — это ведь по сути то же самое. Каждому выдавался кусочек от общественного достояния. Который дескать можно использовать как угодно — и стать «народным собственником». И кто им стал? Столыпин намертво связывал понятия «гражданственность» и «частная собственность». Это — чисто либеральный тезис. Предполагается: если человек владеет собственностью, он обладает и ответственностью. Столыпин так и не понял, что, когда собственники набирают силу, они неизбежно стремятся подмять под себя государство. Да и насчет «гражданственности» не
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!