В слепой темноте - Энни Янг

Ступаю в глубь комнаты и замираю. Мои глаза бегают по многочисленным книгам, что тесно прижаты друг к другу на дубовых, толстых полках. Разноцветные корешки обложек так и мелькают перед глазами, норовя свести меня с ума.

Осматриваюсь, кружусь вокруг себя. Отмечаю небесно-голубые стены — очень светлые и столь приятные взору. На высоком потолке исполнено необычное граффити с изображением сияющих яркой россыпью звезд на ночном небе, а в межзвездном космическом пространстве выведены золотой каллиграфической надписью какие-то фразы. Сосредоточив внимание на одной из них, читаю:

«Та счастливая звезда, что на небе, — твоя»

Мои лихорадочно бегающие по всему потолку глаза тут же выхватывают из общей картины другие слова:

«Любовь побеждает всё»

«На небе столько звезд, но ни одна не сравнится с тобой, Алекс»

«Главная звезда — это ты»

«Я люблю тебя»

«Я буду всегда с тобой»

«Я до сих пор помню твои слезы, я так виноват»

«Слезы тебе идут, но улыбка больше»

«Твои глаза… я утонул в них в первую же нашу встречу»

«Прости меня, я совершил огромную ошибку»

«Моя путеводная звезда — это ты, и только ты»

«Каждую секунду, прожитую без тебя, я безумно скучаю»

«Ты — звезда, что освещает мой путь в темноте, лишая меня полного мрака»

«Ты рассеиваешь собой мою непроглядную ночь»

«Мне трудно дышать без тебя»

«Ты — мой мир и моя жизнь»

Голова кругом. Оборачиваюсь к двери и обнаруживаю стоящую в дверях маму. Та молча, заламывая нервно пальцы у груди, наблюдает за мной. С какой-то затаенной надеждой.

— Мам, что это? Откуда здесь всё это? Эта комната всегда была пустой, мам. — Я с непониманием смотрю ей в лицо.

— Дорогая моя, всё это сделал Игорь. Ради тебя. Он любит тебя, — слышу я ее теплый, ласковый голос. А потом… сознание меркнет, и я проваливаюсь в слепую темноту. В очередной раз.

28 июня 2020.

Воскресенье.

Разлепляю веки, упираюсь в потолок, с шумом выдыхаю. Новый день. Вчерашняя эмоциональная карусель благополучно отступила. Всё хорошо. Да я и не помню, если честно, чем закончилась вчерашняя ночь. Смутно припоминаю, как мама привела меня в чувство, а потом я, по-моему, недолго бодрствовала, сразу же уснула.

Что вчера со мной было? Ладно, всё обошлось, и я в полном порядке.

— Дорогая, как ты? — заходит в комнату мама. В руках зажата белая кружка.

— Нормально, — сухо отвечаю я ей.

— А я тебе чай принесла. С травами. — Она садится на краешек кровати и протягивает мне его, не забывая при этом нарочито бодро улыбаться.

— Спасибо, — и присев поудобнее, беру чай и вдыхаю чуть горьковатые пары, витающие над кружкой. — Это точно пригодно для питья? — Я недоверчиво уставилась в желто-зеленую жидкость.

Мама коротко смеется и говорит:

— Точно. На вкус намного лучше, чем на запах. Так что пей и не волнуйся за свои вкусовые рецепторы.

— Ладно. — Делаю пробный глоток. — Недурно, — заключаю я и выпиваю до дна.

— Если хочешь, полежи еще немного, поспи. Тебе нужно набраться сил, — мягко и непринужденно.

— Нет, мам, я не больна. И сегодня я поработаю в саду, — твердо заявляю и опускаю ноги на пол.

— Ты уверена? — Выражение ее лица резко меняется, становится обеспокоенным.

— Уверена.

— Хорошо… А как тебе наша новая библиотека? — помолчав, чуть настороженно интересуется она, наблюдая за тем, как я переодеваюсь в белый сарафан.

— Красивая, — совершенно спокойно отвечаю я. — Мне нравится. Правда, фразы на потолке были лишними, скорее даже неуместными среди созвездий. Особенно та, что между Андромедой и Кассиопеей, — проговариваю задумчиво. — Ну еще, пожалуй, между Жирафом и Персеем — надпись чересчур многообещающая для того, кто пренебрегает обещаниями.

В ответ мама лишь хмурится и вздыхает. Я же в следующую секунду выхожу из комнаты, заплетая на ходу волосы.

Внезапный порыв ветра уносит мою соломенную шляпу с широкими полями на соседний розовый куст. И когда я, спешно бросив на сухую почву ручной рыхлитель и садовые перчатки, устремляюсь к шляпе-беглянке, аккуратно освобождаю ее из колючих лап душистых роз, — вдруг замечаю внушительную тень высокого человека, стоящего прямо позади меня. Схватив и прижав к груди шляпу, резко оборачиваюсь и лицом к лицу сталкиваюсь с Игорем. Легкий ветер играет в моих волосах, передние короткие пряди, выбившиеся из свободной косы, неизбежно растрепались под его натиском, и я лихорадочно их поправляю, смахиваю с лица. Вдруг мужчина делает шаг ко мне, сокращая и без того неприлично близкое расстояние между нами. Наши губы разделяют жалкие двадцать сантиметров, головной убор безнадежно зажат между нашими телами. Позади пушистый, объемный куст красных роз — мне некуда отступить. Он буквально вжимает меня в эти несчастные цветы; пронзительные серо-голубые глаза неотрывно, не мигая смотрят на меня, а его горячее дыхание достигает моей кожи, и та предательски покрывается мурашками.

Изловчившись, всё же делаю маленький шажок назад, но, к своему сожалению, спотыкаюсь и едва не падаю в колючий куст. Игорь, ловко подхватив меня в воздухе, притягивает к себе и заключает в тесное кольцо своих сильных рук. Он смотрит на меня, я смотрю на него. Продолжается это ни много ни мало два шумных, глубоких вдоха.

— Спасибо, — коротко и чуть раздраженно благодарю я и наконец отвожу глаза. — Что ты здесь делаешь?

— Твоя мама хочет поговорить со мной, — с грустью в глазах отвечает мужчина, всё еще держащий меня в объятиях.

— Зачем? И отпусти уже меня, — сердито требую я, пытаясь вырваться из его рук, но выходит крайне неуклюже, и я снова чуть не опрокидываюсь на шипы роз, благо эти загребущие руки и на сей раз не дают мне упасть.

— Прошу, убери руки, — уже спокойнее говорю я.

— Ладно, — и он демонстративно поднимает их вверх, показывая мне, мол вот они, девочка, не на твоей талии.

— Молодец, а теперь отойди, — велю я и силой расталкиваю эту стену, задев тому плечо. Он отшатывается в сторону, я подбираю упавшую на мягкую траву шляпу, встряхиваю, надеваю на голову и возвращаюсь к своему кусту. Опускаюсь на корточки и яростно надеваю перчатки, беру садовой инструмент, продолжаю рыхлить затвердевшую после сильного ночного ливня землю под цветами, насыщая ее кислородом.

Мужская тень вновь падает на клочок земли передо мной и частично на густые листья роз, и я, не оборачиваясь, беззаботно бросаю:

— Мамы здесь нет. Она дома.