Дожить до вчера. Рейд "попаданцев" - Артем Рыбаков

— Илька в тридцать седьмом расстреляли! — мрачно ответил Эйтингон, но Павел пессимистичное замечание проигнорировал:

— Давайте играть!

— А Маклярского позвать не хотите? — Наум взял со стола очередной стакан с чаем.

— Он скоро сам появится, так что можно пока без него. Или начало отложим и будем пока отрабатывать по донесениям. Яша, ты ведешь! — и он протянул Серебрянскому папку с шифрограммами «Странников».

— Итак, — Яков пролистнул несколько страниц, — первое, с чего начнем, — это донесение, касающееся Юго-Западного фронта. Вопрос: откуда группа, сидящая в полосе Западного, могла получить информацию о том, как и какими силами осуществляется окружение?

— Там указано, что они допросили пленного летчика, а у немцев, как мы знаем, авиачасти постоянно перебрасывают с одного направления на другое. — Эйтингон в группе был одним из немногих сотрудников с серьезным военным образованием, а потому разбирался в этих вопросах профессионально.

— Хорошо, допустим, это так. А откуда летчик может знать, кто и куда по земле наступает?

— Яша, не крохоборничай! Если этот летун был хотя бы помощником комэска, то вполне мог разбираться в обстановке.

— Ладно, идем дальше. В донесении указано об «асимметричности» предполагаемого окружения, то есть подвижные части — с одной стороны, а пехота или, как в данном случае, горные стрелки — с другой. В то же время — я специально проверял, товарищи, — в сообщениях с фронта упоминаются немецкие танки на тех направлениях, где по информации «Странников» их быть не должно. Что на это скажете, начальнички?

— А то, Яша, что в отличие от долбаков с Юго-Западного, наши конфиденты знают гораздо больше! Посмотри на страницах двадцать три и двадцать четыре, — и Судоплатов толкнул в сторону Серебрянского папку с машинописной копией «синей тетради», — про германские «боевые группы».

— Ага, — найдя нужное место, пробормотал «ведущий», — действительно есть. Но почему они это раньше не передали?

— От того, Яша, что они умные люди и банальщину, которую, по идее, наши командиры должны были понять на второй неделе войны, не посчитали нужным шифровать и пересылать.

— Принимается! А как командование Юго-Западного отреагировало?

— Вначале как убогие — то есть никак. Но потом из Москвы надавили, и по крайней мере авиация отработала хорошо. Стрелков горных потрепала весьма существенно, я доклады читал. И знаешь что интересно?

— Ну?

— В полном соответствии с нашей шифрограммой у дивизий 49-го горного корпуса немцев оказалось плохо с противовоздушной обороной.

— То есть это донесение в актив однозначно? — Серебрянский сделал пометку в блокноте.

— Конечно, — подтвердил Павел. — И, кстати, почему ты начал с донесения по Украине? Я в маразм еще не впал, и первое сообщение на интересующую нас тему было про канистры на танках.

— Извини, начальник, — Яков развел руками, — но это несчитово! Канистры на танках любой дурак увидеть может.

— А анализ провести и выйти с дельным предложением? — Эйтингон, подойдя, забрал папку с шифровками из-под руки Серебрянского. — А выводы сформулировать и так изложить, что не только нас, но и высокое начальство заинтересовать? Нет, мужики, вы как знаете, но эти люди мне чем-то симпатичны! Если честно, то сам бы за ними слетал и в уголке вот этого самого кабинета посадил, чтоб с умными людями поговорить хоть иногда.

— С умными я и сам не прочь, — улыбнулся Яков. — А пока давайте следующую маляву заценим. — Павел уже давно обратил внимание, насколько лексикон старого друга и учителя изменился после пребывания в тюрьме. Впрочем, может, это Яша рисуется так? Слова-то он и до этого знал…

— Доброе утро, товарищи! — Дверь открылась, и на пороге появился Маклярский, державший в руках несколько листов желтоватой бумаги. — Похоже, один из фигурантов нарисовался. Вот — от Цанавы справка пришла.

— Кто? — немедленно отреагировал Павел, моментом забыв про свои лингвистические изыскания.

— Их главный — Куропаткин.

— Ну-ка, ну-ка… — Серебрянский даже привстал с кресла, которое закрепил за собой в качестве рабочего места.

— Куропаткин Андрей Владимирович, девятисотого года рождения, старший лейтенант РКМ. Последняя должность — начальник линейного отделения РКМ НКВД на станции «Минск». Участвовал в революционных боях в семнадцатом в Ленинграде. Предположительно погиб во время бомбежки в конце июня.

— С чего ты решил, что это наш? — Лицо Судоплатова скривилось в недовольной гримасе. — Ни звание, ни место службы не подходят! Даже имя не то…

— Со званием, я думаю, произошла следующая история. Что в петлицах у милицейского старлейта?

— Две «шпалы», — по-прежнему недовольно ответил Павел, уже начавший понимать, что сейчас услышит.

— Вот! — торжествующе воскликнул Маклярский. — Майор! Человек решил для пользы дела «перекраситься». Удостоверение НКВД есть, майорские знаки различия — тоже…

— Из пальца, капитан, высасываешь, — оборвал его Серебрянский, усаживаясь на свое место. — Во-первых, есть четкие сообщения, что у него четыре «шпалы», во-вторых, по личным впечатлениям тех, кто имел счастье с ним общаться, он вполне своему званию соответствует по возрасту и поведению. Если, конечно, вы агентуре на слово верите. Ну а в-третьих, по почерку видно, что работает профессиональный диверсант. Ты, Борис, много начальников отделений встречал, особенно из линейщиков, кто так может, а?

— Линейщики как раз могут. Они на железной дороге живут и специфику знают, — не сдавался Маклярский. — И почему четыре «шпалы», а не ромб?

— Хоть одно упоминание о «железке» в их донесениях было? — «срезал» младшего коллегу Яков. — Что до петлиц… Я тебе сейчас могу тысячу и одну причину привести, почему! Начиная от того, что он по линии особых отделов проходит и под войсковика «красится» и заканчивая банальщиной вроде утери формы. Не цепляйся за соломинку — это не наш. И вообще, граждане начальнички, сдается мне, что они все под псевдо ходят. А так можно и Окуня[23]нашего приплести, благо за ним далеко ходить не надо — всего на один этаж спуститься.