Небо №7 - Мария Свешникова

Я на секунду задумалась, как быстро мы успеваем осудить людей и как редко выслушиваем до конца, прежде чем вынести вердикт «виновен» или «любим».

Кивнула головой.

— Когда я в семнадцать лет поступил в Военный университет — первое время жил в Хамовнической казарме, что на Парке культуры — знаешь наверняка такое желтое здание, воинская часть на Комсомольском проспекте. С нами еще жили курсанты училища — дирижеры фиговы. Как-то дали нам увольнительную, мы выпили штучки по три коктейлей мерзких, вроде джин-тоника — они только появились… В общем пошли мы слоняться, ветрило, холодрыга, мы давай дальше квасить — я, старший по роте, Серега Филимонов и командир взвода, непонятно как затесавшийся в наших кругах старшина, Олег, фамилию не помню, Митяев… Или не Митяев??? Около метро есть школа с достаточно большой территорией, и в те времена туда можно было без особого труда попасть, никакой охраны тогда и в помине не было, что ни место, то трансформаторная будка, хозздания, площадка, закоулки — одним словом хоть оборись, хоть обосрись. Мы там стояли и выпивали. Подошла девчонка лет тринадцати, симпатичная, но совсем еще девчонка, может, у нее и месячных-то не было. Кого-то ждала. Тут один Олег Митяев, который старшина, и был старше нас лет на пять, раз и ее схватил, в шутку, рот заткнул рукой. Мы со вторым пареньком стояли в ступоре безумном, а Митяев раз и начни ее трахать. Ну и потом нас заставил. Не хотелось ему одному нести вину — у меня не получилось, я физически не мог. В ту ночь меня страсть как избили… Ваще сипец был. В общем, спустя все доносы и обсуждения, нас с Серегой Филимоновым исключили — разбираться детально никто не стал. Он попал в Камчатские ключи,[9]я — в Татищево.

Макс говорил о Камчатских ключах и Татищево так, как будто я знала, о чем идет речь. А еще у него сильно отросли волосы — ему пора стричься.

Я сидела, забравшись с ногами на пассажирское сиденье. Мы давно уже приехали, но забыли выйти из машины.

— Теперь ты понимаешь, почему я тебе сказал, что редкая девушка радуется встрече со мной. Хотя зря я тебе все это рассказал. — Но ты же ее не насиловал? — Зато смотрел и ничего не сделал. Ты сейчас можешь начать говорить: «Ну а с другой стороны, что ты мог сделать?» — а мог многое, просто не стал. Эти два дятла еще знаешь, что сделали: портфель — не портфель, а сумку такую через плечо сперли. Думали, что там деньги. Проездной себе забрали — одним словом, караул, тебе повезло, что ты в те времена под стол ходила пешкодралом. Там тетрадки были, дневник — я и запомнил имя и фамилию. Столько лет я пережевывал всю эту историю.

— А как ты потом ее нашел?

— Приятель принес на работу диск с базой данных МГТС, ну и сидели, делать было нечего — мы тогда первый проект по градостроительству и преображению облика Москвы делали, и бывали у нас свободные минутки, пока ждешь подписания очередного разрешения. Ну вводили всех кого не лень, ввел ее имя и фамилию, узнал, где живет.

— И что? Просто приехал и познакомился? Позвонил в дверь и сказал «Привет»?

— Да нет, устроил розыгрыш тот еще. Попросил всех друзей звонить в течение недели и спрашивать меня. Она, ну или тот, кто подходил, все время говорил, что тут такой не живет. Потом курьером отправили документы. И был повод позвонить со стенаниями «Простите великодушно, секретарша случайно перепутала номер, а документы к утру нужны», ну и все как по маслу.

— А если бы ты приехал и тебя на пороге встретила бы ее мама с этими документами, а не она?

— Я же тебе говорил, что мне фартит по жизни. Потому что я знаю, чего хотеть.

Меня не покидало ощущение, что я вламываюсь в чужую жизнь, наставила везде «жучков» и камер наблюдения, и мне это ничего не дало. Так я и блуждаю по собственным заблуждениям.

Залил дождь. Тучи собрались с силами к полуночи и выжимали себя как губки.

— Конец жаре!

Мы не включали «дворники».

Потом разом вылетели из машины, проверять, закрыты ли окна, бегали по разным этажам.

— Слушай, а раз мы дома, может, откроем все окна, чтобы продуло, ну зальет и зальет, я вытру! Главное ведь, чтобы не коротнуло!

Коротнуть тут могло только меня. От незнания, как противостоять этой влюбленности и стоит ли это делать.

Все-таки Небо № 7 — прекрасная точка для обсерватории, все просматривается как на ладони. Но нам туда, простым смертным, пока рановато.

Ты не забывай: ты навсегда

в ответе за всех, кого приручил.

Ты в ответе за твою розу.

© Антуан де Сент-Экзюпери

Поэтому я и не выращиваю цветы.

Выведение человека на чистую воду или хотя бы на нужную вам орбиту отношений — задача не из легких.

Но именно этот процесс предстоял моей матери.

Я не могу сказать, что она была против моего общения с Максом, просто еще отчетливее, чем я, осознавала, что это те отношения, у которых нет будущего. И это сомнительное настоящее с неочерченным обручальными линиями прошлым, ничего, кроме слез и боли, не принесет. Но разве не это называют женской школой жизни?

Счастье одноформатно, а боль — она же есть вселенная. Красивая такая боль, ненавязчивая.

Когда я не уехала вчера вечером из номера, я подписалась под тем, что потом будет больно, будет ремикс воспоминаний и рэндом мыслей, кровью в мыслях поставила фамилию, что я буду засыпать, мечтая проснуться в следующей жизни. Ведь для девушки каждое завтра — попытка начать новую жизнь.

У мамы эта жизнь начиналась сейчас, и в этой жизни она просила говорить ей правду и ничего, кроме правды. Собственно говоря, поэтому я и предпочитала помалкивать.

Оказывается, Эмиль сдал маме, что я поймала такси в неизведанном направлении, оставив Женю одну дома, что мама считала вообще недопустимым, ну и самое ужасное, она видела Друга из Бронкса, в планы которого не входило видеть меня той ночью.

Мама не могла мне простить не секс с Максом (потому что прав на него даже у меня было больше, чем у нее), а ложь.

Мне самой было мерзотно от факта этого вранья.

Но как можно в трезвом, да даже пьяном, уме сказать маме, что ты уехала в гостиницу «Космос» на встречу с маминым знакомым?

Вот вам и полеты в небо за счастьем.

Мы сидели за столом и завтракали. Я даже не успела принять душ, потому как аппетит разыгрался не по-детски — я готова была смести полхолодильника.

— Судя по тому, сколько ты ешь — к полудню ты вычитаешь себе новый диагноз — булимию. В справочнике фельдшера еще остались болезни, которых у тебя нет?

— Да, — сказала я с набитым ртом, — у меня еще нет подагры и старческого склероза, ну и импотенции тоже не наблюдается.