Мальтийский сокол - Дэшил Хэммет

– Допустим, ты нашла его. Что тогда?

– Тогда бы условия мистеру Флойду Терзби диктовала уже я.

Спейд скосил на нее глаза.

– Но ты ведь не знаешь, где можно получить за него большую сумму, чем та, которую он предложил тебе?

– Нет, не знаю, – сказала она.

Спейд хмуро рассматривал пепел, который стряхивал в свою тарелку.

– Почему так ценится эта фигурка? Ты должна хоть что-то знать об этом или хотя бы догадываться.

– Понятия не имею.

Он перевел хмурый взгляд на ее лицо.

– Из чего она сделана?

– Из фарфора или черного камня. Точно не знаю. Я даже не дотрагивалась до нее. И видела всего один раз, да и то несколько минут. Флойд показал мне ее, когда она оказалась у нас в руках.

Спейд загасил окурок в тарелке и одним глотком допил кофе с коньяком. Хмурое выражение исчезло с его лица. Он вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и спокойно сказал:

– Врешь.

Она встала из-за стола, посмотрела на него своими темными виноватыми глазами, покраснела.

– Вру, – сказала она. – И всегда врала.

– Нашла чем хвастаться. Ты же не ребенок. – Он тоже вышел из-за стола. – В твоей сказке есть хоть доля правды?

Она опустила голову. На темных ресницах сверкнули слезы.

– Да, – прошептала она.

– Какая?

– Не… небольшая.

Взяв ее за подбородок, Спейд поднял ее голову. Он рассмеялся в ее мокрые от слез глаза и сказал:

– У нас вся ночь впереди. Я приготовлю еще кофе с коньяком, и мы начнем все сначала.

Она потупилась.

– Я так устала, – сказала она дрожащим голосом, – так устала от всего, от себя, от своего вранья, от придумывания небылиц, от того, что уже не знаю, где правда, а где ложь. Лучше…

Она взяла лицо Спейда в свои ладони, прижалась полуоткрытым ртом к его губам, прильнула к нему всем телом.

Спейд обнял ее так, что вздулись мышцы под синими рукавами его пиджака, одну руку он запустил в ее рыжие волосы, другой ласкал хрупкую спину. Глаза его горели желтым огнем.

Спейд проснулся, когда рассвет еще едва брезжил. Рядом с ним глубоко и ровно дышала во сне Бриджид О'Шонесси. Спейд тихо встал с кровати, осторожно вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Одевался он в ванной. Потом внимательно осмотрел одежду спящей девушки, взял из кармана ее пальто плоский медный ключ и вышел на улицу.

Добравшись до «Коронета», от отпер дверь ее квартиры. Шел он уверенно и не таясь, так что ничего странного в нем заметить было нельзя. Необычным было только то, что ходил он почти бесшумно.

Включив все лампы, он обыскал номер девушки самым тщательным образом. Его глаза и пальцы двигались вроде бы неспешно, но зато ни на чем долго не останавливались, не колебались и не возвращались к уже осмотренному – они методично и с профессиональной уверенностью исследовали, проверяли, ощупывали. Он открыл все ящики и шкафы, дверцы, коробки, сумки, чемоданы – как запертые, так и не запертые – и осмотрел их содержимое. Он проверил каждую складку одежды, нащупывая утолщения и прислушиваясь, не зашуршит ли бумага. Он снял с кровати постельное белье. Заглянул под ковры и под мебель. Опустил жалюзи, чтобы убедиться, что ничего в них не спрятано. Высунулся из каждого окна, чтобы удостовериться, что ничего не висит снаружи. Потыкал вилкой во все баночки с пудрой и кремом на туалетном столике. Подержал против света каждую бутылочку и пульверизатор. Обнюхал и ощупал все тарелки, сковороды, продукты. Вывалил на газету содержимое мусорного ведра. Снял крышку сливного бачка в туалете, спустил воду и заглянул внутрь. Осмотрел и проверил металлические заглушки на ванне, раковине, на водопроводных кранах и вводах.

Он не нашел черной птицы. Он не нашел ничего, что бы имело к ней хоть малейшее отношение. Единственным документом, который ему удалось обнаружить, была копия счета за квартиру недельной давности на имя Бриджид О'Шонесси. Единственное, что привлекло его внимание и на время приостановило обыск, была пригоршня довольно-таки изысканных украшений в раскрашенной шкатулке, которую хозяйка держала в запертом ящике туалетного столика.

Закончив обыск, он сварил и выпил чашку кофе. Потом открыл кухонное окно, поцарапал шпингалет перочинным ножом, открыл в комнате ближайшее к пожарной лестнице окно, взял свои шляпу и плащ с кушетки в гостиной и ушел из квартиры тем же путем, которым и пожаловал в нее.

По дороге домой он зашел в магазин – его как раз открывал толстенький дрожащий от холода бакалейщик с опухшими глазами – и купил апельсинов, яиц, булочек, масла и сливок.

В свою квартиру Спейд вошел тихо, но едва он закрыл за собой входную дверь, как услышал крик Бриджид О'Шонесси:

– Кто там?

– Добрый дядюшка Спейд принес завтрак.

– Как ты испугал меня!

Дверь в спальню, которую он закрыл перед уходом, была открыта. Девушка сидела на краю кровати, ее била дрожь, правую руку она засунула под подушку.

Спейд положил свертки на кухонный стол и вошел в спальню. Он сел на кровать рядом с девушкой, поцеловал ее гладкое плечо и сказал:

– Я решил проверить, на месте ли мальчишка, и купить чего-нибудь на завтрак.

– Ты видел его?

– Нет.

Она вздохнула и прижалась к нему.

– Я проснулась – тебя нет рядом, и вдруг я слышу, что кто-то входит в квартиру. Я испугалась до смерти.

Спейд откинул ее рыжие волосы со лба и сказал:

– Прости, ангел. Я надеялся, что ты не проснешься до моего прихода. Ты что, всю ночь держала пистолет под подушкой?

– Нет. Ты же знаешь, что нет. Я вскочила с постели и схватила его, только когда поняла, что ты ушел.

Пока она мылась в ванной и одевалась, он приготовил завтрак и опустил плоский медный ключ в карман ее пальто.

Она вышла из ванной, насвистывая мелодию «En Cuba»[1].

– Убрать постель? – спросила она.

– Сделай милость. Яйца будут готовы через пару минут.

Когда она пришла на кухню, завтрак уже был на столе. Они сели так же, как и накануне вечером, и с аппетитом принялись за еду.

– Ну что, поговорим о птице? – предложил он, пока они ели.

Она положила вилку на стол и посмотрела на него, нахмурив брови и сложив губы трубочкой.

– И у тебя хватает наглости просить меня об этом в такое утро! – возмутилась она. – Не хочу и не буду.

– Стерва ты упрямая, – сказал он грустно, отправляя в рот кусок булки.