Наши судьбы сплелись - Анжелик Барбера

* * *

Трое других членов группы смотрели русские политические дебаты, сложив руки на груди и глядя в пустоту. Пэтси, скрестив ноги, положила их на низкий журнальный столик.

Кайл уселся в свободное кресло и рассказал все. Все то, о чем не говорил по телефону. Он был точен в деталях. Не забыл о зеленой курточке Малколма и его носках с красивым синим пауком на красном фоне. Он рассказал о сержанте О’Ниле и о его ремне, который, должно быть, впивался ему в живот. О едком запахе в том помещении, где медсестры выкачали из него литр крови. Обо всем, кроме того, что он почувствовал к Корин. И того, что она разбудила в его душе. Это было под грифом «секретно». Папка, спрятанная на самой дальней полке его сердца, с написанным на ней именем Корин. Эта папка принадлежала только ей и ему. «Наш секрет».

– Почему этот паршивый мальчишка отпустил руку матери? – спросил Джет.

– Он сказал, что увидел белку. Но коп нашел мячик.

– Парень лгун? – поинтересовалась Пэтси.

– Какая разница, за чем именно он побежал?

– Это для тебя нет никакой разницы, за чем побежал мальчик, – поправила она, немного повысив голос.

– Остается только ликвидировать всех белок на земле, чтобы мальчишки были в безопасности, – вмешался Стив, пытаясь разрядить обстановку.

– Черт побери, Стив!

– Что? Почему ты все время орешь, Пэтси?

– Потому что ты решил, что…

– Прессе ничего не сообщат, – прервал их перепалку Кайл, – если вас это волнует. Сержант О’Нил обещал мне.

– А персонал больницы?

– Я не раздавал там фото с автографами, и никто, за исключением копа…

– Что об этом думает Чак? – не дал ему договорить Джет.

Кайл не ответил, оглядел каждого по очереди. Он вспомнил носки Малколма и понял, что ему следовало послать мальчику. Снова заговорил Стив:

– Чак думает, что чек будет внушительным.

– Не может быть даже речи о том, чтобы это коснулось вас. В той машине я был один. Вы можете воображать что угодно, но это был всего лишь… чертов несчастный случай. И даже если это попадет в прессу, то ничего скандального в этом не было. Я был трезв, и, по мнению копа, я никак не мог избежать наезда. Чак знает, что делать. Я ему доверяю.

– То есть процесса не будет?

– Нет. Безусловно, нет.

– Безусловно? – настаивала Пэтси.

– Это никому не нужно. Несчастный случай касается только меня. Все, закрыли тему.

Этот допрос и рассуждения друзей ничуть не шокировали Кайла. Музыкальная группа – это предприятие. С имиджем, который следует оберегать, с собраниями, стычками и борьбой, чтобы всем вместе двигаться вперед.

– Ладно, теперь давайте поговорим о том, что касается нас, – сказал Джет, отодвигая ноги Пэтси. – Ты вроде говорил, что у тебя есть две-три идеи?

– Да.

– Давай посмотрим, что тебе пришло в голову.

Кайл быстрым шагом вернулся к себе в номер и принес блокнот. Заодно он захватил и гитару. Устроившись на стуле, он сыграл первый мотив, который сочинил в самолете. Потом еще два.

– Где ты это написал? – спросил Стив.

– В самолете. Из этого можно что-то сделать? – с тревогой спросил Кайл.

– Из первого – да, – твердо сказала Пэтси и встала. – Из второго – возможно. Но из третьего – нет, ничего. Слишком, слишком грустно. Нет, слишком плаксиво.

– Я не согласен, – вмешался Джет. – Мне нравятся первые два мотива. А третий… третий заслуживает хорошего лифтинга.

– Нечего возиться с помойкой! – отрезала Пэтси. – Никогда в жизни не стану это играть.

Остальные промолчали, но улыбнулись понимающе и с юмором. Они наизусть знали эти «никогда в жизни». Все. Их было в избытке. «Никогда в жизни не стану носить розовое. Только если туфли». «Никогда в жизни не стану готовить и стирать». «Никогда в жизни не стану гладить чьи-то тряпки, только свои»…

– А ты что скажешь, Стив? – спросил Кайл, поворачиваясь к мудрецу их квартета.

– Мне нравятся все три. Даже третий. Я думаю, из него можно что-то выжать…

– Стив, ты баба.

– Пока нет, но я думаю о бабах. Цыпочки любят такую музыку. Во всяком случае, «нормальные», не такие, как Пэтси, которая уже много лет обрушивает на нас свои «никогда в жизни»…

Она ответила ему улыбкой, которая свалила бы с ног целый полк, и объявила, что им крупно повезло, так как у нее больше юмора, чем у большинства так называемых нормальных девушек. Кстати, добавила она, им пора ехать. Времени уже много, и вечерний концерт никто не отложит. Все повернулись к Кайлу.

– Все будет в порядке. Я в форме.

– Прими еще раз душ и выпей литр кофе.

– Думаю, больше всего мне нужно поесть, – сказал он.

– Чего тебе хочется?

– Без разницы. Только бы съедобное. Вы ели что-нибудь вкусное?

– Холодные равиоли! – со смехом ответили остальные.

– Они еще остались?

Музыканты собирались, пока Кайл наспех проглотил то, что ему принесли с кухни. Он бы и в самом деле предпочел равиоли странному вареву из неизвестного мяса и какой-то жуткой картошки.

– Послушай… – Стив нагнулся к его уху, когда они оказались в коридоре одни.

– Что?

– Джет ошибся, когда спросил, что пришло тебе в голову. Это пришло тебе не в голову, это пришло в сердце.

– Это вопрос, Стив?

Тот улыбнулся.

– С каких это пор мне нужно задавать тебе вопросы?

– Ты думаешь, что с этим можно работать?

– Точно.

– Пэтси никогда не согласится.

Стив рассмеялся.

– С каких это пор мы боимся «никогда в жизни» Пэтси? Давай, пошевеливайся! Нас ждут.

Начался обратный отсчет. Через несколько минут настанет час икс. Каждый из участников группы выполнял свой ритуал подготовки перед выходом на сцену. Каждый уважал ритуал другого. Стив мирно читал в кресле в стороне от всех. Книга была все той же, что и в начале их карьеры, и никому не удалось выпытать у него, перечитывает ли он ее снова и снова или просто делает вид, что читает. Каждый раз он отвечал по-разному, поэтому в конце концов они перестали приставать к нему с расспросами. Если Стив решал молчать, он становился молчаливее покойника. Он был таким же упрямым, как Пэтси. А она сияла. Спала она десять часов или не спала совсем, перед каждым концертом она появлялась в новом наряде. Рокерша требовала, чтобы в гримерной стояли два высоких зеркала: так она могла любоваться очередным шедевром портняжного искусства не только анфас, но и со спины. «Сцена – это моя жизнь». Чем ближе было время выхода на сцену, тем спокойнее она становилась. А вот Джет паниковал при мысли о том, что ему может не хватить запасных палочек для ударной установки. Как будто такое было возможно. Куда могли пропасть коробки с новыми палочками? Джет проверял качество каждой и, кроме тех, что в обязательном порядке клали под его табурет на сцене, дополнительно прятал пару в задний карман.