Считается убийством - Миранда Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Я спохватился, что диспетчер полиции до сих пор на связи, поднес мобильник к уху и виновато сказал:
– Я все еще тут.
Трутдейл без возражений последовал за мной. Я увидел на его щеках слезы, которые он даже не пытался утирать. Что ж, подумал я, хотя бы один человек скорбит о Джеймсе Делакорте. У входной двери мы остановились. Дизель снова спрятался за мои ноги; я присел на корточки, и гладил его, глядя вверх на Трутдейла. Тот достал носовой платок и промокал глаза, но слезы продолжали литься.
– Что вы имели в виду, когда сказали: «Что они натворили»? – мне было неловко мешать его горю, но я не мог не задать этот вопрос.
Сначала он словно не услышал меня, потом тяжело вздохнул и ответил:
– Не обращайте внимания. Я сам не знаю, что сказал и почему.
Он отвернулся, а я не стал настаивать. На самом деле он, конечно, отлично знал, что сказал и почему, просто не хотел со мной откровенничать – это было ясно.
Раздался вой сирены. Трутдейл посмотрел перед собой невидящим взглядом, расправил плечи и открыл дверь. Я отвел Дизеля в сторону, чтобы освободить дорогу врачам «скорой помощи». Через минуту вошли четыре человека в медицинской форме, и Трутдейл повел их через холл. Я сказал диспетчеру, что «скорая» приехала, и нажал «отбой».
На мраморной лестнице зазвучали шаги, кто-то спускался. Я поднял голову и увидел Элоизу Моррис во вполне современных джинсах, рубашке и туфлях без каблука. Проделав две трети пути, она остановилась, молча посмотрела на меня, потом двинулась дальше и заговорила:
– Мне послышалась сирена, и как будто большой автомобиль подъехал, – сегодня ее голос был более звучным, чем в субботу. – Что-то случилось?
– Да, в доме «скорая», – ответил я и замолчал. Если я скажу ей о том, что произошло, не превратится ли эта разумная на вид женщина в то, чем она была накануне во время чаепития?
В трех шагах от меня она остановилась и окинула совершенно трезвым взглядом.
– Кажется, я знаю, в чем дело. У Дафны наконец случился настоящий припадок, и ее забирают в больницу.
Меня удивила ее насмешливо-презрительная интонация.
– Нет, – сказал я, – беда случилась не с вашей свекровью, а с дядей вашего мужа. Ужасно об этом говорить, но он скончался.
От потрясения Элоиза открыла рот и задрожала. Я шагнул у ней, чтобы подхватить ее, если она упадет в обморок, но она закрыла рот и перевела дыхание. Казалось, что она справилась с собой, во всяком случае, дрожать она перестала.
– Бедный дядюшка Джеймс!.. Он так меня любил…
Она говорила тихо, и я едва мог разобрать слова, потом пробормотала что-то еще. Мне послышалось слово «печенье», но вряд ли она сказала нечто настолько бессмысленное.
– Я вам очень сочувствую, – ответил я, не представляя, что еще сказать, да и что вообще делать. Может быть, нужно проводить ее в другую комнату?
Она пригляделась ко мне, а потом к Дизелю.
– Мы знакомы? – спросила она. – Кажется, я вас где-то видела. И вашего кота тоже.
– Мы приходили к вам в субботу на чай, – сказал я. Неужели в минуты просветления она забывала о тех периодах, когда ее рассудок был помрачен?
Она нахмурилась.
– Ну, наверное, так и было.
Раздался стук в дверь, и мы все вздрогнули, в том числе Дизель. Элоиза уставилась на дверь, словно хотела открыть ее силой мысли – видимо, привыкла, что ее всегда открывает дворецкий, и растерялась. Тогда дверь открыл я и увидел на крыльце двух полицейских. На аллее стояла машина Афинского полицейского управления.
– В полицию сообщили, что кто-то умер, – сказал тот, что старше. На груди, над полицейским значком, у него был приколот бейдж с именем: Уильям Хэнкинс.
– Это я звонил. Меня зовут Чарли Гаррис, – я отступил в сторону и жестом пригласил их в дом. – Я вам покажу, где… э-э-э… где находится тело. Врачи из «скорой» помощи уже приехали.
Хэнкинс кивнул, а его спутник, Роско Граймс, вытаращился на Дизеля:
– Это что еще за зверюга?
– Это кот, – ответил я, закрывая за полицейскими дверь. Сколько раз мне задавали этот вопрос! – Мейн-кун, это крупная порода.
– Да уж, крупная, – Граймс покачал головой. – Не меньше рыси!
Хэнкинс сердито взглянул на него:
– Не отвлекайся, мы приехали не о кошках разговаривать.
Граймс кивнул с каменным лицом.
Я оглянулся, но Элоизы Моррис нигде не было, она успела уйти, пока я впускал полицейских.
– Я провожу вас в библиотеку, – сказал я. – Именно там я нашел мистера Делакорта.
Дизель вился у меня под ногами, и я старался не наступить на него.
– Джеймса Делакорта? – резко переспросил Хэнкинс.
– Да, – я остановился в нескольких шагах от открытых дверей библиотеки. – Он там.
Мне не хотелось подходить ближе. Трутдейл, возможно, все еще был в комнате. Я не видел, чтобы он выходил в холл после того, как провел врачей в библиотеку. Я мялся у дверей, но Хэнкинс не стал терять времени.
– Спасибо, мистер Гаррис. Будьте добры, подождите в холле.
– Конечно, – с облегчением сказал я. – Пойдем, Дизель.
Мы с котом вернулись к входной двери. Атмосфера в доме вдруг показалась мне гнетущей, дом словно давил на меня всей своей двухвековой историей. Очень хотелось выйти на улицу и избавиться от этого ощущения.
Я открыл дверь, и мы с Дизелем вышли на веранду. Только сейчас я заметил, что дождь закончился и небо стало чистым. Я вдохнул прохладный воздух и почувствовал себя немного лучше. Дизель тоже как будто успокоился. Он сел и внимательно посмотрел на меня, словно ждал объяснений. Но если бы я знал, что сказать! Меня терзало подозрение, что причиной смерти Джеймса Делакорта стал не простой сердечный приступ, а что-нибудь гораздо хуже.
На улице я заметил движение. Машина из управления шерифа свернула на аллею, быстро подъехала к дому и остановилась позади патрульного автомобиля. Дверь с пассажирской стороны открылась, и я увидел темноволосую голову с кудрями, стянутыми в тугой пучок.
Я знал эту прическу и знал эту женщину. У меня внутри все сжалось. Встретить меня здесь для нее будет все равно, что для кошки проглотить лекарство. День и так выдался кошмарный, и прямо сейчас становился еще хуже.
Канеша Берри – так звали женщину с туго стянутыми волосами. В округе Миссисипи она была единственной афроамериканкой, занимавшей пост главного заместителя шерифа. Моей домоправительнице Азалии Берри она приходилась родной дочерью и ей очень не нравилось то, что ее мать прислуга. Азалия, впрочем, не желала слушать ничего плохого о своей работе, и Канеша вымещала на мне свое недовольство, словно это я указывал ее матери, чем ей заниматься.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!