Рабыня для друга - Адалин Черно

Я молча смотрела на него, пытаясь найти нотки иронии в его голосе. Он стебётся? Похоже, что серьёзно.

— Я пошутил, — Матвей улыбнулся, а я, кажется, выдохнула. — Вот, — он протянул мне блистер с таблетками.

— Что это?

— Отсутствие последствий в виде беременности. Выпьешь вечером и завтра утром.

— Хорошо, — машинально ответила я.

— Соня. Я понимаю, что ехать тебе некуда, да и не за что, поэтому… Я помогу тебе, куплю небольшую квартиру и устрою на работу в том городе, куда ты пожелаешь уехать, хорошо?

— Мне ничего не нужно, — уверенно ответила я.

— Это глупо, Соня. В другом городе, без денег, без полученного образования тебе будет сложно. Для меня это мелочи.

— Я не хочу брать у тебя деньги.

— Хорошо, — он улыбнулся. — Тогда ты останешься здесь до тех пор, пока не согласишься.

— Я согласна. Я могу идти в свою комнату?

— Иди.

Покинув кабинет Матвея, я поняла, что выбора у меня не было. Хочет купить квартиру и дать денег? Что ж… пусть. Я понимала, что таким образом он хочет просто успокоить свою совесть. Ну и пусть успокаивает. Помочь ему в этом? Что ж, мне будет лучше.

Правда, в глубине души скреблись кошки. Я не хотела брать никаких денег, мне не нужна компенсация, я хотела свободы. Это с одной стороны, а с другой. У меня действительно не было ничего, ни денег, ни образования. С такой, как я, можно делать всё, что угодно. Где гарантия, что в поисках работы я не наткнусь на второго Влада, желающего молодого тела?

Как только за Соней закрылась дверь, Матвей подошёл к бару, откупорил бутылку виски и плеснул себе полстакана. Сделал несколько глотков, и янтарная жидкость тут же обожгла его горло. То, что нужно, чтобы отвлечься.

Он не шутил. Действительно предложил ей замужество, но увидев, как она изгибает бровь, как меняется в лице, смотрит так, будто он ей не замуж предложил, а опуститься на колени и сделать минет. Хотя нет. Даже тогда она не смотрела с такой брезгливостью и отвращением.

Взглянув в эти глаза, полные отчаяния, понял, что не будет она с ним. Не примет эту жизнь, нервотрёпку постоянную и бизнес, требующий регулярного контроля, проявления твёрдости характера и жестокости. Она не такая. Соня из тех, кто будет жить, как все. Получать зарплату, рожать детей и не отчаиваться, если денег не хватит.

Матвей так жил. С него достаточно. Он видел и нищету, и недоедание и снисходительное, а местами и брезгливое отношение сверстников. Он не хотел, чтобы его дети испытывали что-то подобное. Увы, они живут не в цивилизованном мире, где на материальное неравенство не смотрят, где не гнобят за старые джинсы и потёртые штаны.

Дети во всём подражают поведение родителей. У такого, как Влад, не может вырасти добрый, нежный и воспитанный интеллигент, относящийся к своим одноклассникам с уважением. Матвей вспомнил, каким его растила мама: добрым, милым мальчиком, не обижающим девочек и не лезущим в драку просто так. До пятнадцати он и был таким. Не обращал внимания на обиды, не смотрел на то, что у других есть дорогая одежда, импортные игрушки.

Он учился в школе двадцать пять лет назад, но отчётливо понимал, что сейчас ещё хуже. Дети регулярно поддаются издевательствам и насмешкам и часто не только потому, что у них нет дорогих вещей. Определённо он не хотел такой жизни своему ребёнку, если он у него, конечно, будет.

Как не хотел бы, чтобы его дочь или сын издевались над беспомощными и бедными. Если быть совсем честным, то он вообще не желал детей. Какие дети, если даже секс у него сквозь зубы?

Так было до тех пор, пока он не привёз её. Тихую, мирную девушку, которой не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Стройную, даже худенькую тростинку с огненно рыжими волосами и зелёными, почти прозрачными глазами.

Матвей вспомнил, как вначале отшатнулся от неё, как от ведьмы, как от прокажённой, а потом… что-то в ней было такое…

Она была похожа на него двадцатипятилетнего. Бесстрашная, сильная, морально устойчивая и принципиальная. Да. Он тоже когда-то был принципиальным. Не плебеем Влада, готовым на всё, лишь бы вылезть из грязи, не бизнесменом, травившим конкурентов, чтобы заработать. В свои двадцать пять Матвей знал, что такое принципы. Более того… они у него были.

А что сейчас? Вокруг море врагов и конкурентов. Каждый норовит забрать себе то, что Матвей получил не так просто. Ни жены, ни детей, даже мать и та смотрит на него укоризненно, потому что не понимает этих его замуток. Она женщина простая, из народа. Никогда не принимала его занятия и желания выбиться в люди, а после похищения… Матвею и думать было страшно, что Влад мог с ней там сделать и какие условия предложил.

Нет, физически он её не тронет. Влад хоть и скотина редкостная, но всегда поступал так, как нужно. Закрыл кого-то, чтобы надавить на конкурента и ускорить принятие решений? Отпустил после того, как получил желаемое.

Матвея волновала моральная сторона вопроса. Влад умел загнобить человека так, что родная мама засомневается, а Инесса Александровна и так была не лучшего мнения о нём. Что там Влад рассказывает ей и о чём мама думает, он не знал. Матвея интересовало то, как она воспринимает происходящее, что думает?

Как он будет смотреть ей в глаза после всего? Что скажет? Ответов на эти вопросы у Матвея не было. Более того, он отчётливо понимал, что маме нужно будет рассказать о том, что рыжеволосая двадцатилетняя девочка делает в его доме. И рассказать, желательно, правду, потому что вряд ли Соня станет покрывать его.

Эта девочка была для него загадкой. Она всегда поступала по-своему. Иногда правильно, иногда противоречила себе. Думая о ней, Матвей не заметил, как захмелел. Его голова затуманилась, мысли начали путаться. Он давно так не напивался, а главное, даже не успел заметить, когда же опрокинул в себя почти бутылку виски.

Его мысли снова вернулись к Соне. Эта девочка — сущий ад, но какая она в постели… Матвей понимал, что он, фактически, первый её мужчина, у этой девчонки не было ни опыта, ни партнёров. Он бы не удивился, если бы у неё и парней не было в своём этом университете. Несмотря на её неопытность, она его зажигала, стонала, извивалась под ним, а он хмелел только от нескольких касаний к её коже.

Вот и сейчас. Вроде бы ни о чём таком он не думал, а у него уже стоит. Причём неплохо так. В паху болезненно, напрягшийся член болит из-за давления штанов, а это он только вспомнил о ней. Встал и, качаясь в стороны, подошёл к зеркалу. Взгляд стеклянный, хмельной. Красавчик. В таком виде хоть на войну, хоть на соблазнение.

Боже, о чём он думает? Девчонка явно ненавидит его. Хотя… нет, не ненавидит, но и любви до гроба не испытывает. Ну, поддалась она соблазну утром, но это же не значит, что если он войдёт к ней сейчас и скажет: «Раздевайся, Соня», то она непременно так и сделает. Вот это вряд ли! Останавливало его ещё и то, что сам дал слово, что не тронет и обучать не будет.