Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа - Джоэл Леви

знания? Из опыта… наши чувства оставляют уму разные, отличные друг от друга восприятия вещей в соответствии с разнообразными путями, которыми эти предметы действуют на них… желтое, белое, горячее, холодное… [это] я и называю ощущением. Во-вторых… рефлексия, размышления о своей собственной деятельности внутри себя».[9]

Сравним это с примером рассказа монстра о первых днях его жизни: «Теперь ощущения мои стали отчетливыми, а ум ежедневно обогащался новыми понятиями. Глаза привыкли к свету и научились правильно воспринимать предметы; я уже отличал насекомых от растений, а скоро и одни растения от других». Он начал с чувств и перешел к рефлексиям (о чем свидетельствует его развивающаяся способность категоризировать ощущения). Таким образом, рассказ Мэри Шелли о когнитивном развитии монстра, очевидно, свидетельствует в пользу эмпирического толкования.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ЯЗЫК

Роман предлагает свой собственный ответ на знаменитый мысленный эксперимент, связанный с эпистемиологическим спором: на каком языке заговорит ребенок, если никогда не будет слышать речи других людей? Согласно легенде, на самом деле было предпринято несколько попыток ответить на этот вопрос. Например, в 1493 году, по словам историка Роберта Линдсея из Питскотти, король Шотландии Яков IV приказал перевезти на необитаемый остров Инчкейт в заливе Ферт-оф-Форт двух младенцев и глухонемую няньку. Линдсей писал: «Поговаривали, что они изъяснялись на хорошем иврите; я лично не знаю, только по рассказам». Хотя, как позднее отметил романист сэр Вальтер Скотт, «вероятнее всего, они мычали, как их немая нянька, или блеяли, как козы или овцы с этого острова». Мэри Шелли, видимо, соглашалась с диагнозом Скотта, поскольку монстр, предоставленный сам себе, может производить только «невнятные и нечленораздельные звуки», которые пугают его до онемения. И лишь только когда он подслушивает человеческую речь, ему удается выучить язык, хотя и с поразительной скоростью.

Точнее сказать, создается впечатление, что она придерживается теорий английского эмпирического материалиста Дэвида Гартли (1705–1757) и французского философа-эмпирика Этьенна Бонно де Кондильяка (1715–1780). Гартли попытался применить ньютоновскую физику к эмпиризму Локка, чтобы разработать биологическую основу для локковской теории «чистого листа», а рассказ Мэри о когнитивной эволюции монстра отчетливо отражает программу, изложенную Гартли в «Размышлениях о человеке, его строении, его долге и упованиях» в 1749 году. Кондильяк аналогично пытался развить эмпиризм Локка в своем Traité des Sensations – «Трактате об ощущениях» 1754 года, где он приравнивает индивидуальное обучение восприятию информации через сенсорные импульсы – мраморной статуе, снабженной органами чувств. Эмпирики считали, что информация, поступающая от органов чувств, накладывает ощутимый отпечаток на нервные ткани, – механизм, который, очевидно, был использован на монстре.

Философ Жан-Жак Руссо, чьи рассуждения о природе человека и развитии сознания оказали большое влияние на «Франкенштейна».

ОБЩИЙ СЕНСОРИУМ

Еще один философ, чье влияние на «Франкенштейна» трудно переоценить, это франко-швейцарский мыслитель Жан-Жак Руссо (1712–1778). Среди самых известных его теорий, несмотря на то, что он никогда не использовал этот термин, – теория «благородного дикаря», элементы которой, несомненно, повлияли на характер монстра. Менее известный, но не менее интригующий вектор влияния исходит из теории Руссо о развитии познания, в частности, в абзаце, в котором, он, кажется, предугадывает монстра:

«[Если бы] у ребенка при рождении было сложение и сила человека, который вступает в жизнь уже взрослым, как Паллада из мозга Юпитера… все его чувства были бы собраны в одном месте, они бы существовали в общем “сенсориуме”».

На современном языке этот сенсориум, или «объединение чувств», известен под названием синестезия – это явление, при котором разные виды ощущений сплетаются, образуя синтез чувств: музыкальные тона могут восприниматься в цвете, формы могут иметь отчетливый вкус или запах и т. д. Из текста видно, что Мэри Шелли могла черпать вдохновение у Руссо, так как ее монстр, судя по всему, в рассказе о развитии своих первичных чувств описывает синестезию:

«Множество ощущений нахлынуло на меня сразу: я стал видеть, чувствовать, слышать и воспринимать запахи, и все это одновременно. Понадобилось немало времени, прежде чем я научился различать ощущения».

В 2007 году в статье для Нейробиологического общества Сан-Диего исследователи А. О. Голкомб, Г. Дж. Овер и Э. Л. Альтшулер отметили эту связь и провели дальнейшую параллель с современной теорией сенсорного/когнитивного развития младенцев, предполагая, «что мы все вступаем в жизнь синестетиками, а сокращение нервных соединений с возрастом в итоге производит уже отдельные чувства». Согласно этой теории, когнитивное развитие является не результатом роста нервных волокон или, по крайней мере, только его, но фактически представляет собой результат отсечения изначально лишних соединений – подобно тому, как обрезка разросшихся кустов дает в результате определенную форму. Самостоятельное когнитивное развитие монстра наверняка вписывается в эту модель, так как он учился делить изначально заложенную массу ощущений на отдельные категории и формы.

Исследование разума

Подобных теорий придерживались Эразм Дарвин и Уильям Лоренс, оказавшие значительное влияние на Мэри Шелли (см. страницы 76 и 170). Дарвин отстаивал материалистический (хотя и с оттенком мистицизма) взгляд на происхождение эмоций и чувств, в особенности удовольствия и боли, описывая их как функции расширения и сокращения нервных и мышечных волокон: «воздействие органов чувств» на «волокна, выполняющие двигательную активность». В 1817 году Лоренс в своей лекции призывал членов Королевского хирургического колледжа «исследовать разум!»:

«Где находится разум плода? Где он у новорожденного ребенка? Разве мы не видим его своими глазами с помощью пяти внешних чувств и постепенно развившимися внутренними способностями? Разве мы не прослеживаем его медленное развитие с младенчества и детства до совершенного раскрытия его способностей у взрослого…»

Это очень похоже на описание, которое мы встречаем в одиннадцатой главе «Франкенштейна» – но с одним очевидным различием. Если Лоренс прослеживает медленное развитие разума с младенчества до взрослого состояния, то монстр Мэри Шелли завершает свое когнитивное развитие с поразительной скоростью. Возможно, это просто литературный прием для развития сюжета, но он делает монстра первым в длинном списке аналогичных героев научной фантастики – только что созданных существ, способных с поразительной скоростью трансформироваться от детской наивности до зрелого разума и энциклопедических знаний, – взять хотя бы, к примеру, фильм Люка Бессона «Пятый элемент».

Китайский император: самосознание, разум и тело

Анализ причин неиссякающей способности романа Шелли увлекать и будоражить воображение читателей часто приводит к вопросу о душе монстра. Виктор Франкенштейн создал физическое тело и даже снабдил его дееспособным мозгом и здравым умом. Но это создание