Кровоточащий город - Алекс Престон

— Чарли… Чарли, дорогой… Все будет хорошо. Ты, главное, помни, какое ты чудо. Девушки готовы ехать на край света, чтобы только смотреть в твои глаза и целовать тебя. И я тоже приеду. Обязательно. Но не насовсем. Я живу теперь здесь. И… Мне надо сказать тебе кое-что. Марк сделал мне предложение. И я согласилась. Прости меня, Чарли. Я люблю тебя. Правда. Но сейчас мне нужен Марк. Он старше меня. Он повидал мир и вернулся. Как и я. Ох, Чарли…

Бросить трубку? Пусть послушает тишину, поволнуется, ожидая, может быть, выстрела или падения отброшенного ногой стула. Нет. Даже в том состоянии затуманенного сознания до меня дошло, что такой жест был бы театральным и неоправданно жестоким. Я закусил губу и постарался быстрее закончить разговор.

— Не беспокойся. Это замечательно. Правда. Поздравляю. Рад за тебя. Честное слово. Ты меня не слушай. Забудь этот разговор. Я просто перетрудился. Не более того. Все будет хорошо. С удовольствием познакомлюсь с Марком.

— Можешь звонить в любое время, когда только нужно. Я приеду после свадьбы, в июле. Оторвемся, как в старые времена. Сходим в «Boujis». Ты только держись, Чарли. Держись, mon amour.

Я положил трубку, приготовил тост с сыром и, жуя недожаренный хлеб, покружил по комнате, а потом лег на кровать, не раздеваясь, и уснул под вой ветра. Мне снилась Веро. Обнаженная, она нависала надо мной, огромная, темная на фоне голубого неба, в пятнышках облаков, и птицы носились вокруг ее головы. Глядя сверху, она улыбнулась мне, и в тот же миг сон разбился, а видение исчезло, не оставив ничего, кроме жуткого крика ветра.

Проснувшись утром, я еще секунд десять лежал в наступившей после звонка будильника блаженной тишине, прежде чем вспомнил, что Веро собралась замуж за другого, что я навсегда останусь один и что мои мечты заработать денег на загородный дом, где можно будет сибаритствовать, предаваясь сексуальным утехам, никогда не сбудутся. Я пришел на работу в мятой рубашке, с немытой головой и грязными нестрижеными ногтями. Проглотив по пути три пилюли, я даже не заметил царившего в офисе возбуждения, необычного для заурядной среды. Чаще, чем всегда, звонили телефоны, и все портфельные менеджеры собрались у двери генерального, словно блокирующие бухту корабли. На периферии этой шумной кучки маячил Лотар, пытавшийся уловить, о чем переговариваются генеральный и один из менеджеров. Мэдисон протянула мне «Метро». В глаза бросился заголовок: «„Порше“ менеджера хедж-фонда простоял на парковке шесть месяцев. „Я был слишком занят, чтобы его убрать“, — утверждает основатель компании „Силверберч“». В статье обсуждалось, сколько стоит наш генеральный директор, перечислялось его движимое и недвижимое имущество и размеры пожертвований на благотворительность, приводились детали памятного обеда в «Square», где официант получил 100 фунтов чаевых, а сомелье — «ролекс» ценой в две тысячи. Захлебываясь от возбуждения, автор статьи сообщал читателям о штрафе за просроченную парковку — 6000 фунтов — и приводил составленный в осторожных выражениях комментарий чиновника Национальной компании автостоянок и короткое заявление пресс-секретаря героя публикации. И лишь в самом конце, словно вспомнив о главном в последнюю минуту, репортер упоминал, что генеральный директор компании покидает свой пост, чтобы целиком сосредоточиться на выполнении обязанностей председателя. Комментария заинтересованного лица получить не удалось, но в статье высказывалось предположение, что освобождающееся кресло займет кто-то из компании.

Шум усилился. Дверь распахнулась. Вырвавшийся из кабинета Дэвид Уэбб оттолкнул Лотара и решительно направился к своему столу.

— Обалдеть! Назначить этого мудака! — бушевал он. — Вы, что ли, ни хрена не цените того, что я сделал для этой компании? Вот радость-то. Да я зашибись как счастлив, что вы тут теперь будете барахтаться без меня, а я — греться на песочке да почитывать про то, как он просрет эту фирму. Ты мне много чем обязан, Олдос, и ты меня кинул.

Подхватив одной рукой пиджак, а другой стопку красных папок, Уэбб промаршировал к выходу. Все притихли. Мы с Мэдисон придвинулись поближе к Лотару, потиравшему ушибленное при столкновении с Уэббом колено. Из своего офиса, приобняв Бхавина Шарму, вышел генеральный. Каждый держал по сигаре, дымок от которых растекался горизонтально, подвластный тем тайным течениям, что определял кондиционер. Генеральный закашлялся, затянувшись, и жестом поманил нас подойти ближе.

— Извините, леди и джентльмены, за то, что вынуждены были наблюдать этот неприятный инцидент. На каждого победителя приходится… его противоположность. Вы, должно быть, уже видели утренние новости. Наши парни из отдела по связям с общественностью подбросили прессе несколько пикантных деталей, касавшихся моей скромной персоны, замаскировав ими главное. Расскажи людям то, о чем они хотят услышать, и тогда на настоящие новости никто и внимания не обратит. Итак, прежде всего, давайте поздравим Бхавина Шарму — теперь он ваш генеральный директор. Выбор очевидный, поскольку он всегда прекрасно трудился. Скажу больше, я готовил его на роль преемника с тех самых пор, как он ушел из мира правительственных бондов и присоединился ко мне, чтобы заняться кое-чем поинтереснее. Было это… Когда? Лет семь или восемь назад, да, Бхав?

— Да, Олдос. — Бхавин выдохнул облако серебристо-серого дыма и попытался сглотнуть широченную ухмылку. Все его лицо как будто сходилось на странном розовом пятне, окружавшем рот. Возможно, то был след от давнего ожога или перенесенной в детстве коррекционной операции на заячьей губе. Частично пятно прикрывала аккуратная черная бородка, но, когда индиец улыбался, кожа просвечивала, и тогда в этой бледно-розовой полоске, перечеркивавшей рот, проступало что-то нечеловеческое, металлическое, неприятное. Я перевел взгляд на генерального — теперь председателя.

— Разумеется, отныне я буду больше времени проводить на яхте, с семьей. Работа грязная, но кому-то же ее делать надо. Думайте обо мне, как о родителе, который, видя, что вырастил нечто замечательное, отпускает вас на свободу, дает шанс по-настоящему испытать свой потенциал. А я буду приезжать, приглядывать за Бхавином.

Тут Олдос ткнул преемника в бок. Возможно, тычок получился сильнее, чем он рассчитывал, возможно, именно таким, как и задумывалось. Бхавин сморщился и подавился дымом.

— А теперь, леди и джентльмены, позвольте откланяться. Бхавин объявит о своем первом решении в новом качестве. Для меня было большим удовольствием работать с вами.

Ему похлопали. Лотар свистнул сквозь зубы. Кто-то выбил дробь на столе. Баритон состроил странный жест, изображая соло на трубе. Бхавин поднял руку с сигарой, призывая к тишине.

— Спасибо, Олдос. Конечно, ты не ошибся с выбором. Жаль, Уэбби ушел, но это бизнес. Идем дальше. Вместо нас с Уэбби главой команды портфельных менеджеров — причем единственной — назначается Катрина Майер. (Рыжеволосая австралийка вспыхнула и шагнула вперед, в тень от собственных огромных подплечников, слегка покачнувшись на тонких, как иголки, шпильках, которые удлиняли ее и без того журавлиные ноги.) Еще два назначения. Эти двое будут иметь удовольствие докладывать лично Катрине в ее новой роли. Итак, Яннис Ласкаридис и Чарлз Уэйлз — наши новые портфельные менеджеры. Добро пожаловать, ребята. Уверен, вы отлично поработаете.