Пятая Салли - Дэниел Киз

– Я приглашаю вас обоих, – учтиво произнес Кирк. – Все, что требуется – принести бутылочку вина.

Он опять приложился к Нолиной руке и откланялся. Новой его жертвой стала очень худая и очень сутулая молодая женщина в этнической кофточке и кожаных сапогах. Сквозь гул и шум Нола расслышала: «…в пятницу вечером… бутылочку вина…».

Через минуту ее облапил хозяин заведения.

– Тебя Мейсон ищет. Насчет арендной платы.

– Я к ней как раз и шла. Сейчас, только выпью капучино да с нашими поздороваюсь. Знакомься, Эйб, это Тодд Крамер. Тодд, это Эйб Коломбо.

Тодд протянул руку, Эйб, вместо того, чтобы пожать, хлопнул его по открытой ладони, клюнул Нолу в щеку и вернулся на кассу.

– Эйб – это ведь уменьшительное от «Абрахам»? Тогда почему же он – Коломбо? – шепотом спросил Тодд.

Нола улыбнулась.

– Его отец – паршивая овца в семье. Женился на еврейке, шуму на всю Маленькую Италию наделал. Еврейка, к слову, красавица. Эйб пошел по папиным стопам. Вон его жена, Сара – столики обслуживает.

Нола находила забавным, что большинству посетителей официантки кажутся на одно лицо. Сама она их различала, несмотря на кукольный бело-розовый грим в тон передничкам, надетым поверх черных трико. На ногах у всех были черные балетки, и передвигались девушки бесшумно: скользили по залу, держа миниатюрные доски с мелками для записи заказов. На кожаном шнурке у каждой болтался блокнот.

Сара заметила Нолу и вручила Тодду доску и мел.

– Знаете, Нола, вас Норман Уолдрон уже несколько раз спрашивал. Он очередной опус сочинил, хочет вам показать.

– Я что-то закрутилась, – произнесла Нола. – Как только выдается свободная минутка – рисую. По тусовкам бегать, как раньше, времени нет.

Сара приняла заказ – две чашки капучино – и исчезла.

– Я смотрю, у вас тьма друзей, – прокомментировал Тодд.

– Приятелей, а не друзей, – поправила Нола. – Я ведь художница, мне необходимо общение с творческими людьми.

– Вы умеете рисовать? Не знал! А можно мне посмотреть ваши работы?

– То есть вы напрашиваетесь ко мне в студию, так я понимаю?

– Так.

– А в студии вам захочется выпить вина и взять меня прямо на полу, при свете свечей?

– Не путайте, пожалуйста, меня с Элиотом. Это Элиот слывет Дон Жуаном. Я совсем не такой – любого спросите. Вы – первая женщина, которой я заинтересовался с тех пор, как окончил колледж.

Нола рассмеялась.

– Это было не слишком давно!.. Ладно, покажу вам свои работы. Только имейте в виду: никаких глупостей.

Они вышли из кафе и направились по Хьюстон-стрит в Сохо, где Нола снимала часть мансарды у художницы по фамилии Мейсон. Сама Мейсон обнаружилась там же, сидящей на полу перед мольбертом, с косяком во рту. Очень курносая, с квадратным лицом, обрамленным тусклыми каштановыми волосами, Мейсон всегда напоминала Ноле пекинеса.

– Привет, – сказала Мейсон и неуверенно поднялась с пола. На Тодда она не обратила ни малейшего внимания, а Ноле шепнула: – Взгляни на мою последнюю работу. Я решила с цветом и формой маленько поиграть.

Нола бросила взгляд на композицию из квадратов и кругов, нанесенных на холст посредством красок-спреев, вроде тех, что используются для граффити.

– Оригинально. Мне нравится твоя техника, Мейсон. Очень современная, – произнесла Нола.

– Согласен, – вставил Тодд.

Мейсон едва не испепелила его взглядом и вновь обратилась к Ноле.

– Хочу достучаться до молодого поколения бунтарей.

Нола увлекла Тодда в свой угол, и Мейсон пулей выскочила из студии.

– Что это с ней? – удивился Тодд.

– Она не жалует мужчин.

– А вы?

– Не больше, чем женщин.

– На что вы намекаете?

– Я не намекаю, а констатирую.

– Господи, вы меня совсем запутали. Не поспеваю за ходом ваших мыслей.

– Извините, но менять этот ход для вашего удобства я не стану. Не поспеваете – значит, заблудитесь рано или поздно.

Тодд тряхнул головой.

– По-моему, это вы как раз и заблудились. Почему вы пытаетесь меня запутать, а?

– Я?

– Конечно. Вот мне уже три имени известно – Салли, Белла, Нола. Кто вы на самом деле?

– Я – это я. Что значит имя? Роза пахнет…

– Знаю, знаю – роза пахнет розой[11]. Вам не надоели эти прятки?

Нола отвела взгляд.

– Вы вроде хотели посмотреть мои художества.

– Да вы просто как ртуть. Все время ускользаете сквозь пальцы.

– Вот, взгляните. Правда, это не новые работы. Я давно ничего не писала. Времени не было…

Нола принялась разворачивать холсты, стоявшие лицом к стене, и выстраивать их так, чтобы Тодду было удобно смотреть.

У него дух занялся.

Нола отлично знала: посторонним ее произведения, со всеми персонажами, предметами, существами из ночных кошмаров должны казаться иллюстрациями к Дантову «Аду». Сама Нола понятия не имела, откуда в ее голове берутся эти образы. Писала она всегда в исступлении, торопясь перенести на холст вереницы ассоциаций. Женщина без лица. Ребенок со смещенными щеками, лбом, подбородком, вперивший в зрителя взор мертвых глаз. Целая серия холстов на тему смерти – попытки совершить суицид разными способами. Эту серию Нола успела выполнить в масле. Но были и наброски – лицо с множеством ртов, каждый из которых искажен беззвучным воплем. Голова, расколотая тесаком.

– Нола, почему вы все это рисуете?

– Пытаюсь упорядочить эмоции. Такой способ обуздать некую сущность внутри меня. Я как бы вынимаю из разума и души весь ужас, рассматриваю его до тех пор, пока не пойму и смогу проанализировать. Ну а тогда уже он у меня под контролем.

Тодд качнул головой.

– Господь свидетель, я не понаслышке знаю, что такое пройти через ад, потерять себя… Но ЭТО… это будто из Зазеркалья привалило, прямо от старушки Алисы.

Нола кивнула.

– Знаете, Тодд, вы не такой, как другие мужчины, которые…

– Которые – что?

– Так, ничего. Забудьте.

– Которые обижали Салли?

– Кто и что вам напел? Что конкретно вы знаете?

Тодд указал на изображение девочки со смещенными чертами лица.

– Я просто догадался. По этой картине. Готов поставить десять против одного, что вы – не та и не то, чем кажетесь в настоящий момент.