Боги просят пощады - Татьяна Рябинина

По документам Олег был беден, как церковная мышь, и ни одна налоговая инспекция не сумела бы это опровергнуть. Он числился бухгалтером небольшой риэлторской фирмы с окладом сто условных единиц в месяц. Единственным его достоянием была оставшаяся от родителей двухкомнатная квартира у парка Победы. Впрочем, в ней он не жил. Самого себя Олег частенько представлял в виде айсберга с едва виднеющейся над поверхностью житейского моря лысоватой макушкой.

Формально он существовал на средства жены Илоны, высокооплачиваемой манекенщицы. Даже серебристый «мерседес» по документам принадлежал ей. Кто бы мог подумать, что этот скромный «содержанец» на самом деле в состоянии купить небольшой город. Его накопления в зарубежных банках, анонимные счета в российских, содержимое абонентских ящиков исчислялись цифрами с немалым количеством нулей. Но к роскоши Свирин был равнодушен. Он жил не в самом лучшем районе, в обычной четырехкомнатной квартире, обставленной мебелью средней руки. Одевался хоть и дорого, но скромно, не носил ни золотых цепей, ни перстней. Только любимый «мерин» выбивался из общего ряда, но это была единственная уступка внешнему богатству.

Разумеется, Олег Свирин не был законопослушным гражданином. Но его роль в криминальном мире была особой, если не сказать уникальной. Его знали под кличкой Коммутатор. Связать все ниточки теневых структур воедино, потянуть за нужные - в этом ему не было равных. К сорока трем годам Олег добился того, о чем мечтал с детства: могущества и власти. Причем власти самой сладкой - тайной. Чего стоят полномочия армейского генерала, отдающего приказания, в сравнении с могуществом кукловода, скрывающегося за ширмой и заставляющего плакать и смеяться глупых марионеток, уверенных в том, что действуют по собственной воле. Многие солидные бизнесмены и чиновники были его ставленниками, даже не подозревая об этом и не зная, на чьи счета уходит немалая часть их дохода.

Данное себе много лет назад слово Олег сдержал. Ничто с тех пор не могло заставить его покрываться липким потом и дрожать от страха. Ничто и никто. С теми, кто осмеливался идти наперекор или, не дай Бог, пытался угрожать, он расправлялся твердо и безжалостно, как хирург, удаляющий пораженный опухолью орган для спасения всего организма. Он не хотел от жизни большего, и единственной его задачей было поддерживать статус кво.

Однако примерно год назад Олег начал испытывать смутное беспокойство, граничащее со страхом. Как будто воздух вокруг него сгустился. Так животные загодя чувствуют грядущие катаклизмы. Он вспоминал, как когда-то давно ледяные пальцы панического ужаса касались его позвоночника. Он стоял у потревоженной трясины и всей кожей ощущал пристальный взгляд, словно на него смотрел сам возмущенный Лес. И вот теперь этот взгляд преследовал его снова.

Он заподозрил слежку и задействовал все свои связи и возможности Ответ был однозначен: хвоста нет. Им не интересовались ни милиция, ни спецслужбы, ни конкуренты. Оставалось предположить одно: это паранойя. Возможно, другой подумал бы о совести, но для него такого понятия не существовало: он не жалел никогда и ни о чем.

Невропатолог определил неврастению, прописал успокоительное, отдых, здоровый сон и прогулки на свежем воздухе. А под конец посоветовал - так, на всякий случай! - посетить психиатра.

Психиатр отклонений не нашел и рекомендовал те же средства. Однако, узнав, что мать Олега была подвержена депрессиям, озабоченно покачал головой:

- Вам, голубчик, надо себя беречь. В психиатрии наследственность - понятие всегда негативное. Вы кто по специальности?

- Бухгалтер.

- Вот видите! Лет пятнадцать назад это была совершенно мирная профессия, вроде библиотекаря или музейного работника. А сейчас... Возьмите отпуск, съездите на курорт.

Олег взял у себя самого отпуск и провел месяц в Альпах. Все было как в сказке - горе, солнце, загорелые женщины на лыжах, роскошные бары и рестораны. И ни-ка-ких забот.

Но стоило ему вернуться, как вернулся и страх. Клятва была забыта. Он не мог не бояться, потому что не знал, чего именно боится. Страх был беспричинным и безотчетным. Просто страх. Олег листал учебники психиатрии, не находил ничего похожего и пугался, потом находил что-то очень похожее - и пугался еще больше.

Жизнь стала напоминать триллер. Чувство страха стало привычным, но от этого не менее острым. Сильнее всего оно ощущалось в рабочем кабинете, слабее - дома и в машине. На улице тревога как будто оставляла его, но зато там был Взгляд. Он преследовал не постоянно, но всегда вдруг. Олег озирался по сторонам и натыкался на равнодушные лица спешащих по своим делам людей.

Однажды у Казанского собора он увидел какую-то проповедницу. Пожилая, неряшливо одетая женщина, окруженная десятком зевак, вдохновенно вещала о божественном всесилии и неотвратимом наказании. Неожиданно проповедница обернулась к Олегу и уставилась на него горящими глазами. Она словно обращалась к нему одному:

- Покайся, грешник, ибо вина твоя ужасна! Бог знает все, и кара его на земле будет страшнее самой смерти!

У Олега закружилась голова. Что это? Обыкновенная сумасшедшая старуха. И он тоже потихоньку сходит с ума.

Единственной свидетельницей его плачевного состояния (на людях Олег еще мог заставить себя не распускаться) была Илона. Но вскоре ей надоело выслушивать его, как она выразилась, «шизовские бредни». Забрав годовалую дочку, Илона уехала работать по контракту в Данию.

Олег остался один, вскоре страхи начали мучать его еще сильнее, чем раньше. Он пытался заглушить их новыми легкими связями, но, утратив свою железную волю, Олег перестал привлекать женщин. Тем же, кому все-таки удавалось заморочить голову, словно передавалась его тревога. Женщины чувствовали себя рядом с ним неуютно и спешили побыстрее уйти - чтобы больше не возвращаться.

Тогда он начал пить. Один или в компании Сергея и Генки, которых смерть Светланы навсегда превратила в его верных рабов. Конечно, и он в какой-то степени зависел от них, но знал: посмей кто-то из них только заикнуться о том, что произошло в Лемболово двадцать с лишним лет назад, он избавится от бунтовщика точно так же - без тени сомнения или сожаления. Знали это и Сергей с Генкой.

Он пил, надеясь забыться, но страх не уходил. Напротив, он будто становился более реальным, осязаемым, приобретал смутно знакомый облик. Не раз, просыпаясь ночью, Олег холодел от ужаса, слыша загадочные шорохи, шепот, женский смех и детский плач. Он включал свет и ходил из комнаты в комнату с «береттой» в руке, но везде было тихо и пусто. Однако стоило вернуться в постель и погасить лампу, тени, притаившиеся в углах, возвращались и сплетались на потолке в дьявольском танце.

Все труднее было держать себя в руках. Ситуация становилась опасной. Мир, в котором идет охота на Большие Деньги и Большую Власть, живет по законам джунглей. Промахнувшему Акеле в нем не выжить. Олег долгие годы восседал на Олимпе благодаря лишь своей подавляющей воле. Нельзя было дать понять молодым шакалам, что он сдает.

Олег осторожно поделился опасениями с прихлебателем Генкой.