Безымянное - Джошуа Феррис

— Какого черта? Какого хрена? Что за дерьмище ты тут развел?

— Полегче, Майк, не кипятись. Я пришел помочь.

— Как именно?

— Как смогу.

— Никак не сможешь!

— Да ладно, Майк. Стратегию разрабатывал я, Питер полностью посвятил меня в ход дела…

— Черта лысого он тебя посвятил, Тим! Процесс уже три недели как идет. Стратегия твоя сто раз изменилась. Неужели сам не понимаешь? Не чувствуешь тонкостей? Ты только посмотри на него! Посмотри, что ты натворил! Про регламент вообще молчу!

— Майк…

— Тщеславный ублюдок! — разорялся Крониш. — Да нет, ты не Хоббса явился защищать, а собственную шкуру. И зачем тебе этот шлем?

— На, прочитай.

Тим вручил Кронишу копию статьи из «Новоанглийского медицинского вестника». В ней подробно описывалась его (точнее, некоего Джона Б., такой ему присвоили псевдоним) болезнь и обсуждались ее возможные причины. Психиатры списывали все на физическое расстройство, на какое-то органическое поражение, тогда как неврологи, ссылаясь на нулевые результаты томограмм и тестов, склонны были искать корни в психологии. Оба лагеря перекладывали ответственность друг на друга — с разума на тело и снова на разум — точно так же, как и на очных приемах все эти долгие годы.

Крониш перелистал страницы.

— Что это?

— Я и есть Джон Б., — пояснил Тим.

— Кто?

— Герой статьи.

Крониш уставился на него, не веря своим ушам.

— Тебе регламент совсем не указ, что ли?

Не успел он договорить, как в зал вошел судья, и пристав велел всем встать. Крониш застыл со статьей в руках.

— Прошу садиться! — провозгласил судья.

Тим уселся, а Крониш поймал себя на том, что противится приказу. Ему ничего не оставалось, как опуститься все-таки в кресло, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Может быть, подняться и попросить у судьи разрешения подойти? Выхлопотать пятнадцатиминутный перерыв, вывести этого недоноска Тима из здания суда и хорошенько отметелить за мусорным контейнером… Но подойти к судье он не решился, потому что Хоббса напрягали переговоры без его участия. И потом, глупо просить перерыв, когда еще и заседание толком не началось. Крониш впал в минутный ступор — чего за ним никогда не водилось. Сидящий рядом Тим дожидался начала слушания, которое соизволил почтить неожиданным присутствием.

— Сними шлем! — шепнул Крониш.

— Что?

— Шлем свой идиотский сними уже!

— Не могу.

Крониш округлил глаза.

— Сейчас же сними эту дуру с головы, пока судья не заметил!

— Не сниму.

Мгновение в Кронише боролись, заставив забыть обо всем остальном, две противоречивые силы — разум, учитывающий, что любое резкое движение аукнется его подзащитному, и ярость, требующая содрать с Тима шлем вместе с головой.

— Сегодня же вечером, — заявил он, — я созываю партнеров на экстренное совещание и ставлю вопрос ребром — пусть лишают тебя статуса.

— У меня есть полное право здесь находиться, — ответил Тим.

— Нет у тебя никаких прав!

— У защиты имеется заявление? — осведомился судья.

— Нет, ваша честь! — поднявшись, покачал головой Крониш.

Представители обвинения косились на них с любопытством. За спиной зашуршал карандашом художник-криминалист, публика тоже зашевелилась.

— Я вижу мистера Фарнсуорта?

Тим встал.

— Да, ваша честь.

— Вы уже доехали, мистер Фарнсуорт. Может быть, снимете шлем?

— Ваша честь, он сейчас уйдет, — пообещал Крониш.

— Я остаюсь, ваша честь, — возразил Тим. — Пока на этом процессе мне еще не доводилось предстать перед вашей честью, но я хотел бы сразу попросить разрешения присутствовать.

На последних словах Тим развернулся, ухватил рюкзак и двинулся к выходу.

— Впрочем, ваша честь…

Слушатели на деревянных скамьях по обеим сторонам от прохода удивленно смотрели ему вслед.

— Что здесь происходит? — спросил судья.

Тим прошел мимо пристава и толкнул дверь.

— Мистер Крониш, в чем дело?

Крониш, отвернувшись от судьи, провожал взглядом Тима Фарнсуорта, выходящего из зала. Только когда дверь мягко закрылась, он уставился на вопрошавшего. Открыл рот, но не смог произнести ни слова.

Проснулся он в уединенном закутке «KFC» в Квинсе. С трудом поднял голову со стола. К щеке прилипла салфетка. Бекка сняла ее, заодно поправив съехавший набекрень шлем.

— Ты что здесь делаешь? — удивился он.

Бекка шла за ним от здания суда через Бруклинский мост. Солнце припекало. Не останавливаясь, он на ходу скинул пиджак и рубашку, совершенно не заботясь о том, как выглядит в глазах окружающих — шизик, и все. Бекка подобрала сброшенную одежду и последовала за ним в глубь квартала. Она держалась чуть позади, готовая среагировать на любое фальшивое движение, на мельчайший признак симуляции, но он не замедлял шага и не присаживался отдохнуть. Зной колыхался между бетонными стенами. От домов шел жар, переулки плавились, блики слепили. Выхлопные газы и бесконечные мили раскаленных тротуаров довершали картину адского пекла. Но он не останавливался. Наконец на глазах Бекки он ввалился в «KFC» и рухнул за стол.

Теперь она не смогла удержаться от слез.

— Прости, что я тебе не верила…

23

Лесные пожары охватили несколько квадратных миль, вынуждая перекрывать дороги и эвакуировать жителей. Засушливое ветреное лето превратило заросшую кустарником границу между округами в отличную растопку, вспыхивающую от первой же молнии. Выжженные проплешины казались следами от врезавшихся в землю комет. Спасателям удалось загнать почти весь огонь за противопожарные полосы, и теперь он постепенно выдыхался, пожирая доступное топливо. Власти созывали специалистов по встречным палам, брали в аренду пожарные вертолеты и назначали круглосуточный сброс воды на горящие участки, стремясь уберечь от огня заповедник и расположенное в опасной близости жилье. Перепуганные горожане, едва успевшие оправиться от бешеных весенних паводков, спешно осваивали новую науку, превращая в заградительные полосы даже поля для гольфа. Напасть, знакомая прежде лишь западному побережью, мигрировала на восток, словно растревоженный зверь, сбитый с толку причудами погоды. В довершение всего загрязнились водохранилища. Но в конце концов, хотя очаги все еще тлели, кордоны с дорог сняли и большинству жителей разрешили вернуться.

Он запустил ладонь в ее волосы и собрал в конский хвост. Губы их встретились и прижались друг к другу. Подхватив под спину, он уложил ее на траву, снял с нее брюки прямо через туфли, чтобы не возиться с пряжками. Она почувствовала его поджарое, натренированное ходьбой тело — ноги, состоящие будто из одних мышц, и торс без единой жиринки на ребрах, как у мальчишки. Взяв ее руки в свои, он растянул их крестом в высокой траве. Колени уже слегка саднило от твердой земли. Сплетя пальцы, они сжали их крепко-накрепко, чтобы сама смерть не разлучила, пока они смотрят друг другу в глаза под дымным небом. Им почти не нужно было двигаться, чтобы предаться тому, чем раньше они занимались так часто и что почти приелось перед обострением, а теперь ощущалось как в первый раз. В воздухе пахло гарью, лица обдавало жаром. Они лежали неподалеку от медленно затухающего очага, который добивали едва различимые голоса. Вдоль деревянной изгороди чуть поодаль шествовало коровье стадо.