Мефодий Буслаев. Первый эйдос - Дмитрий Емец

– Я понятия не имел, что он его боднет. Но так этомуидиоту и надо. Бесконтрольного истерика простить можно. Он хотя бы не ведает,что творит. А вот контролируемого нельзя, – убежденно сказал Меф.

Даф не понравилось, как это было произнесено. Слишкомнепреклонно, с сознанием безусловности собственной правоты. Стражей света спервых курсов учат, что категоричность опасна и узка. Осуждая других, невольновыдаешь собственное несовершенство. Становишься эдаким сверхчеловеком, правоимеющим. Наполеончиком с кариесом и пивным животиком.

– А ты что, всем судья? Неприятно быть наследникоммрака, – сказала Даф.

Она заметила, что Меф задет, но не жалела, что сказала.Правда всегда предпочтительнее лжи. Хотя правдой тоже надо размахиватьаккуратно. Правда – тяжелая дубина, которой при неосторожном обращении легкопросадить голову и ввергнуть человека в пучину уныния.

* * *

Через полчаса проголодавшийся Меф вновь стал заманиватьДафну в кафе.

– Ну уж нет! Торчать в духоте – слишком большая жертвадля этого вечера.

Даф уселась на спинку скамейки на Тверском бульваре. Давнозамечено, что у парковых скамеек на московских бульварах именно спинка самоевменяемое место. Низ же грязен и страдает хроническим отсутствием досок.

Пристроившись рядом, Меф жестом фокусника извлек из воздухадве чашки горячего шоколада и два шашлыка.

– Я шашлык не буду, – отказалась Даф.

– Почему это?

– Потребляя мясо, мы тем самым поощряем убийство.Становимся его соучастниками. Пожираем боль и страдание бедных животных.

– Допустим. Но одновременно мы дарим жизнь новымкоровам, – резонно заметил Меф.

Не поддаваясь на философские уловки, он с аппетитом поедалшашлык.

– Как это «дарим»?

– Сама подумай. Никто не стал бы разводить коров излюбви к коровам как таковым. Ну, может, десяток маньяков в мире. Это же неперсидские кошки.

– А молоко? Масло? – возразила Даф.

– Для молока коров надо меньше раз в пять. А свинейвообще не нужно. И индеек. Если бы их перестали есть, они бы исчезли. Ни одинфермер не стал бы заморачиваться. Осталось бы штук сто по зоопаркам. «Смотрите,детки, это свинья, а это индейка! С тех пор как люди поголовно стали давитьсясалатом, они занесены в Красную книгу!» – сказал Меф, и Дафна вновь не нашлась,что возразить.

С тех пор как Меф освоил риторику мрака, спорить с ним сталоневозможно. Дафне все чаще казалось, что она не справляется. Не она тянула Мефак свету, но он постепенно прививал ей свои взгляды. Голодная Даф покосилась нашампуры в руках у Буслаева, и страдания бедных коров перестали казаться ейтакими ужасными. Ей пришлось напрячь волю, чтобы отвернуться и начать питьгорячий шоколад.

– Уйди, гаденыш! Сейчас сумкой по голове дам! –сердито крикнул кто-то.

Мефодий и Даф одновременно обернулись. Вихляя бедрами, к нимнаправлялся суккуб Хнык – он же Хныкус Визглярий Истерикус Третий собственнымперсонажем. Ему грозила кулаком старушка с перекошенным от негодования лицом.Разболтанной походкой Хнык приблизился к их скамейке и из вежливостиостановился шагах в трех. На заштопанном лице суккуба боролись страх инаглость. Женская половина рта посылала непрерывные улыбочки, мужская же былатверда и иронична. Даф порой задумывалась: неужели никто из смертных не видит,что это существо состоит из двух неловко сшитых половин?

– Больная женщина! Уж и обнять нельзя! – сказалХнык с видом оскорбленной невинности.

– Чего тебе надо, суккуб? – строго спросил Меф.

– Я просто мимо проходил… Гулял. Приятного аппетитца, кслову сказать! – произнес суккуб с обидой.

Меф заглянул в чашку с горячим шоколадом. При приближениисуккуба шоколад покрылся пленкой зеленоватой плесени.

– Гуляй дальше! – отрезал Меф.

Даф примирительно коснулась ладонью его колена. Онапрекрасно знала: ни один суккуб не подойдет просто так, без цели.

– Садись, Хнык! – сказала она ласково.

Опасливо косясь на Депресняка, суккуб выбрал глазами местопочище и опустился на краешек скамейки.

– Подержите, нюни мои, кисочку! Как-то она на меняподозрительно смотрит, – попросил он.

– Как хочет, так и смотрит! – вновь нагрубил Меф.

Хныкус Визглярий Истерикус Третий нервно тронул гвоздику впетлице.

– Ну ладно, ладно… А я ведь правда гулял. Смотрел напрохожих и думал: «У каждого из них есть тайный порок. Гнильца. Надо увидеть ееи дать развиться, чтобы она превратилась в нарыв. И тогда – бац! – эйдосструйкой гноя выбросит мне точно в руки», – сказал он.

– Мечтать не вредно, – сказала Даф.

Суккуб огляделся.

– Я практик. Мне известно, что, если тянуть за ниточкустрастей, можно привести человека куда угодно. Гнильца же есть у каждого. Чтоза примерами далеко ходить? Видите ту девушку, молодой хозяин? Хорошенькую, стемными волосами, на которую все заглядываются?

– Какую? – заинтересовался Меф.

– Да вон идет в нашу сторону. Ну как? Ничего? –коварно спросил суккуб.

– Не крокодил, – осторожно признал Меф.

Все же Дафна была рядом.

– Угу-угу, не крокодил… – насмешливо согласилсяХнык. – Не только вы так думаете, хозяин! Смотрите, сейчас тот парень ссумкой обернется… Интересно, он обернулся бы, если б знал, что эта милашкакатается по полу и бьет мать по лицу скрученной майкой, если та без разрешенияуберется у нее в комнате?

Им пришлось замолчать, потому что девушка уже проходила мимоих скамейки. Смутно ощущая, что говорят о ней, она быстро взглянула на них.

– Ну так, может, не надо в ее отсутствие там убираться?Может, она думает, что мать рылась в ее вещах? – спросил Меф, позволивдевушке отойти.

Даф взглянула на него с беспокойством, зато Хнык необычайновоодушевился.

– Вот и я говорю, что рылась, нюни мои! Протрет губкойстол и на пять сантиметров сдвинет зарядку для телефона или учебник поэкономике. Гадина такая! Не майкой ее, а табуреткой! С разворота! – заоралон.

Дафна и Мефодий переглянулись. Меф пожал плечами, словноговоря: «Я же знал, что он доставать будет, а ты просила не прогонять».

– Чего тебе надо, Хнык? Ты же не просто такпритащился? – решительно спросила Дафна.