Я - гнев - Джен Робертс

— Зачем это? — сказала Клементина, когда он выпрямился. Ее глаза ярко сияли в электрическом свете.

— Затем, что ты очень красивая.

— И ты только сейчас это заметил?

Она погладила его пальцы.

— Давай сначала выберемся, — сказала она. — Потом у нас будет полно времени на все эти штуки.

Он улыбнулся и, прихрамывая, пошел вслед за ней.

Ничто

Ничто не может быть волнительнее охоты.

Ничто.

Даже убийство.

Я — Ничто.

Лучшее, что есть в моей жизни, — момент сладостного предвкушения, когда я намечаю себе жертву.

Выслеживаю ее.

Выжидаю подходящего момента, чтобы наброситься.

Я страстно желаю увидеть удивление на их лицах, увидеть, как тускнеют их глаза, когда я заношу нож и перерезаю им горло. Я чувствую, как жизнь покидает их тела. Это давит на меня — и одновременно придает сил. По мере того как они теряют сознание, воздух вокруг тяжелеет. Они жадно вдыхают — в последний раз. И затем все кончено — я не успеваю и глазом моргнуть. Если у них есть душа, то я тот, кто ее поглощает.

Неважно, кто они такие. Главное, что я могу их использовать.

Именно это притягивало нас друг к другу. Мы оба жаждали охоты. Причины у каждого из нас были разные, но они не имели значения. Мы не испытывали друг к другу особой симпатии и уж тем более доверия. В этом мы были схожи.

Но мы до сих пор связаны друг с другом.

Мы хотели убивать. Мы чувствовали на языке вкус смерти. Сладкий, липкий привкус мести. Мы хотели искупить свою вину за чужую гибель. Мы не слишком-то отличались друг от друга — хотя он бы очень удивился, узнав об этом. Он обвинил бы меня в том, что я влез в его душу. Извратил его мысли и превратил их в свои собственные.

Но я тут ни при чем.

По крайней мере, когда мы с ним охотились, я все еще был в себе. Ну, насколько это возможно.

Тайны.

У нас они были. У обоих. Я бы не удивился, узнав, что и секреты у нас одинаковые.

Когда я был не один, я чувствовал себя сильнее. Мог глубже впустить в себя тьму. Мог ее контролировать.

Но это всегда было трудно.

Мне этого не хотелось.

Я лгал себе, отказывался прислушиваться к голосам, когда они звали меня. Старался их заглушить. Старался быть сильным и сохранять рассудок.

Но они звали.

Когда они стали слишком сильны, я попытался спастись.

Убежать. Убежать как можно дальше.

Спрятаться.

Когда они уходили и я возвращался в обычное состояние, меня снедало чувство вины.

О, поверьте, все так и было. Мне постоянно казалось, будто у меня в груди бурлит раскаленная лава. Из моих слов можно сделать вывод, будто я не жалел своих жертв, но это не так. Мне было жаль всех, кому я причинил боль, всех до единого. Я помнил каждого из них. Все это ложилось на мою душу неподъемным грузом.

Но забудьте об этом. У меня больше нет души. Я лишился ее. Уже давным-давно.

И когда я закрывал глаза, то видел их лица, отпечатавшиеся на внутренней стороне моих век. Они смотрели на меня. Обвиняли меня. Ненавидели. Желали мне такой же смерти. Требовали вернуть то, чего я их лишил. Они подтачивали меня, грозя окончательно разрушить. Через какое-то время я перестал смотреть в зеркала. Я не хотел видеть то, что видели они.

Они не прекращали меня преследовать.

Даже когда я убил такого же, как я.

Мейсон

Они шли по городу во тьме, стараясь не выходить из тени, постоянно озираясь в поисках признаков жизни. Их план требовал осторожности. Они занимались этим вот уже несколько недель. Почти каждую ночь после того, как Ариес прощалась с Даниэлем, Мейсон выходил из укрытия и присаживался рядом с парнем, который был ему совершенно несимпатичен. Однако он приходил сюда не по личным мотивам. Нет, все было серьезнее.

Загонщики их приметили. С каждым днем надо было соблюдать все большую осторожность. Никому не хотелось попасть в ловушку. Но за мостом Гранвиль, вопреки опасениям, их никто не поджидал.

Отсюда было видно мост Беррард, который теперь превратился в груду обломков. Землетрясение не обошло его стороной. Соленый ветер развевал волосы Мейсона; он стоял и смотрел туда, где когда-то возвышалась махина из стали и бетона. Теперь там осталось лишь несколько покосившихся перекладин и одиноко торчащая опора.

В мертвом городе ничего не осталось.

На улицах царила тишина.

Мейсон сразу почуял неладное. Уж слишком все было спокойно.

— Где они? — спросил он. Они с Даниэлем оперлись о бетонное ограждение и смотрели на берег, в темноту. Свет не горел, и не было видно, есть ли там кто-нибудь. Слишком уж много там теней. Слишком много брошенных машин и разросшихся кустов. Достаточно укромных местечек, откуда в любую минуту могли выскочить обезумевшие психопаты. Вдалеке, над Дворцом наций, в небе виднелось свечение. Отблески падали на дома, которые раньше считались самыми роскошными в городе, — на те, которые уцелели. Некоторые дома рухнули. Частные бассейны, джакузи, спортзалы — миг, и все исчезло.

Дворец наций был тем самым раем на земле, куда скликали людей белые фургоны. Это было единственное здание в центре, где работало электричество. Или там были мощные генераторы, или кто-то сообразил, как обеспечить энергией один район, оставив остальные без света. Это место рекламировали как могли. Безопасный уголок. Любому человеку, даже самому запуганному, достаточно было прийти к его воротам, и его встретили бы с распростертыми объятиями. Никому не причинили бы вреда. Мейсон ни на йоту в это не верил. Слишком уж просто.

Небо прорезал луч прожектора. Он пересек залив, и ребята пригнулись, когда он приблизился.

Даниэль пожал плечами:

— Ну, может, тут будет пара стражников. Ты что, думаешь, они правда ждут, будто кто-то придет громить их притон? Только идиоты по доброй воле являются во Дворец. Никто в здравом уме и не подумает его атаковать.

— Они знают, что мы где-то здесь.

— Мы двое — не шибкая угроза, — хмыкнул Даниэль. — Да, нескольких загонщиков мы уложили. Но их еще тысячи и тысячи. Не думаю, что мы сделали им погоду.

Прошлой ночью они наткнулись на убежище загонщиков на Моберли-роуд. Мейсон с Даниэлем быстро исследовали район и составили план местности, рассчитывая в ближайшее время вернуться и расправиться с монстрами. Каково же было их удивление, когда, откуда ни возьмись, появилась дюжина белых фургонов! Мейсон с Даниэлем поняли, что их заметили, и едва унесли ноги.

Накануне они убили четверых загонщиков.

Это не помогло вернуть людей, с которыми те расправились, но, возможно, спасло нескольких потенциальных жертв. Даниэль стал сообщником Мейсона. По этой причине Мейсон соглашался его терпеть.