Шофер. Назад в СССР - Артём Март

стала Красной, начались работы по прокладке каналов от бегущего рядом быстроводного Урупа. Каналы эти нужны были для орошения обширных сельскохозяйственных полей, которые так удачно находились в низине.

Ну и отвели от тех каналов несколько прудов, которые заселили рыбой. Туда и нужно было нам свезти весь сор из амбаров на корм рыбам.

Я поехал вниз, к прудам. Включил пониженную передачу, чтобы проще было править груженый газон с горки. Передо мной протянулась длинная, широкая насыпь, по которой бежала гравийная дорога. Впереди она разветвилась. Направо бежал широкий, укрытый тополями путь к огородней бригаде. Налево заворачивала дорога поуже. Вела она к длинным ребристым парникам, а за ними по каменному мосту через канал и лежали колхозные озера.

Я ехал и наслаждался местной природой. Небо было чистым и синим, лишь кое-где пробежит по нему пушистое полупрозрачное облачко. По кабине гулял легкий прохладный ветерок, трепал мне волосы. И казался я сам себе сейчас, счастливейшим человеком во всем мире. Добавляли этого счастья и виды, развернувшиеся вокруг.

Справа, до самого горизонта, куда ни глянь, протянулись поля. Золотистое поле семечки глядело на солнце. Кое-где подсолнухи уже склонили к земле потяжелевшие головки. Там, справа, расположились длинные построенные из стали и стекла парники. Их крыши блестели на солнце, зайчиком слепили глаза.

Слева же шумели на ветру зреющие хлеба. Вдали, за зеленовато-синей ниточкой канала зеленело люцерновое поле на прокорм колхозной скотине.

Уже через несколько минут был я на озерах. Их округлые, подернутые рябью блюдца блестели на летнем, поднимающемся к зениту солнце.

То озеро, на которое нужно было везти груз, было со всех сторон окружено кустами и редким, но не позволяющем пройти самосвалу лесом. По берегам тут и там сидели рыбаки, помахивали бамбуковыми удочками.

Подъезд к озеру был только один. Там примерно третья часть берега, очищенная от растительности, полого спускалась к воде. Кое-где круто поднимались над нею черноземные бережки.

Самосвалы очередью выстроились на дороге, сгружая по двое, по трое содержимое своих кузавов. Оно желто-серой массой просыпалось в воду. Стелило над водою свою пыль.

Пришлось ждать очереди на разгрузку. Обратно то и дело проезжали пустые газоны. Передо мною стояли Микитка и Казачок. Я видел, как выбрались они из своих машин и о чем-то болтали у колеса Казачковского газона. Из машины хрипловато звучала песня велосипедистов:

Трудно было человеку

Десять тысяч лет назад,

Он пешком ходил в аптеку,

На работу, в зоосад.

Он не знал велосипеда,

Слепо верил в чудеса,

Потому что не изведал

Всех достоинств колеса!

По правую сторону от озера, в низинке развернулось очередное поле семечки. На земляной, проезженной тракторами дороге, блестели на солнце две машины: новенький ВАЗ 2121 «Нива», и стоящая с ним нос к носу ГАЗ-24 «Волга».

Разговаривали там одетые по-чиновничьи мужики. Один из них под брюки зачем-то носил высокие кирзачи. Он увлеченно охватывал широким жестом поле и что-то объяснял второму. Второй же, высокий и в очках кивал. Приглаживал непослушный на ветру волос.

В одном из них узнал я колхозного агронома Сергея Александровича Николаенко. Одно время, после переезда из станицы я поддерживал общение с его сыном Сашей. А вот второго мужика в черных очках я не знал.

Из мыслей меня выбила пустая машина, пробежавшая в обратном направлении. Микитка и Казачок запрыгнули по газонам и поехали к озеру. Я дал газу, продвигаясь следом.

Микитке я снова помог выгрузиться. Руководил машиной, пока он медленно, сдавал по пологому склону вниз, к воде.

— Хватит! — Крикнул я, — давай кузов!

Микитка кивнул мне через открытую дверь. Глянул назад. Дал газу и двигатель заурчал на два тона выше. Зашипела гидравлика и кузов стал медленно подниматься. Сквозь расцепленные ранее задний борт посыпался в воду ячменный сор.

Когда Микитка опорожнил машину, дал газу снова. Несмотря на то что берег в этом месте был утрамбован застарелым гравием, колеса скользко провернулись. Машина все же тронулась и поехала, гремя запорами заднего борта.

— Тебе помочь? — Спросил я Казачка, — или сам?

— Сам-сам, — уверил он, выглядывая из окошка, — ты за меня не переживай, Игорь. Уж справлюсь с выгрузкой!

— Ну давай, Казачок, — сказал я с улыбкой и отправился к своей машине.

Газон Казачка загудел, медленно поехал к воде задом.

Когда я вышел на дорогу, увидел, как идут мимо схода к берегу несколько девчонок-колхозниц.

Звонко смеясь и щебеча о своем, они топали в сторону огородней бригады.

— Катька! — Внезапно услышал я высокий голосок Казачка.

Одна из девочек, ярко-рыжая с усеянным веснушками лицом обернулась. Я обернулся тоже.

— Ты что, Катька! С городу вернулась⁈ Когда это ты успела! — Казачок высунулся из кабины и кричал ей, махая кепкой.

— Гена! — Пискнула девочка и побежала вниз к машине.

— Катька!

Я даже сказать ничего не успел.

— Ща! — Только и крикнул Казачок.

Когда он хлопнул дверью и хотел, видимо, остановить машину на ручнике, то засуетился в кабине, должно быть, от волнения. Внезапно, вместо того, чтобы остановиться, газон рыкнул выше и рывком дал задний ход. С громким всплеском машина вошла в озеро до середины кузова.

Девушка застыла на бережку, испуганно закрыв рот руками. Шоферы оставшихся двух машин повыскакивали из кабин. Торопливо пошли к утонувшему газону. Я присоединился к ним.

— Я щас, мужики! Все у меня нормально! — оправдывался из кабины Казачок, — сейчас выберусь!

— Да не, — сказал бывалого вида мужик в белой рубашке с закатанными рукавами и серой фуражке, — только в ил глубже провалисся.

— Тут трактор надо, — добавил второй, помладше, с яркими белесыми усами, — надо трактор из огородней гнать. Ближей всего будет. Только не найдете их там щас. Все в поля ушли.

— Да зачем трактор? — Продолжал Казачок, — я сейчас сам!

— Сам ты не сможешь, — вклинился я, — правильно сказано было. Зароешься глубже в ил.

— Да не! Сейчас!

— Геночка! Ты целый⁈ — Будто бы очнувшись от произошедшего, запищала рыжая девчонка.

— Да целый то он целый, — ответил я, — только педали путает с радости. А ты кем ему будешь?

Девочка не ответила, опустив карие глаза, зарделась, отчего на ее щеках веснушки проступили еще ярче.

— Понятно, — сложил я руки на груди, — то-то он распереживался. Ты давай лучше, иди, куда шла. Никуда не денется твой Генка.

— Ну как же я его брошу? — Удивилась девочка.

— А ты его что? — Улыбнулся я, — голыми руками тянуть собралась. Иди давай. Вытянем. А то под твоим взглядом он еще каких-нибудь делов натворит.

— Я щас! Щас! — Не унимался Генка Казачок.

Когда он дал газу, колеса заднего моста, почти полностью провалившиеся под воду, вскипятили озеро под машиной. Принялись выбрасывать ошметки ила. Кузов просел ниже.

— Тпр-р-р-ру! — как конячке просигналил Генке я, — зарываешься!

Казачок высунулся из машины, оглянулся и зачем-то дал еще газу. Над задним мостом забурлило снова, и машина еще слегка опустилась.

— Да тихо, говорять тебе! — Закричал бывалый, — щас совсем под воду уйдешь! Газон твой, чай не подводная лодка!

Усатый только сплюнул.

— Что у вас тут происходит? — Спросил неизвестно когда приблизившийся мужчина в очках.

Вместе с ним пришел и агроном Николаенко.

— Да вот, — вздохнул усатый, — залез по самые ноздри в воду. Надо тянуть, товарищ зампред.

Зампред? Зампред председателя колхоза что-ли? Я окинул взглядом мужчину в очках. Высокий, узкоплечий, с полным, но добрым лицом и густыми бровями. Было ему на вскидку, уже за сорок пять. А самое главное, я такого не знал.

В прошлой моей жизни зампредом был Сергей Петрович Рахманинов. Невысокий лысоватый мужчина с пушистыми усами. Очков он не носил, зато была у него привычка курить трубку, подаренную ему кем-то из народных депутатов.

Председателем же колхозники тогда, в прошлой жизни, избрали Ивана Яковлевича Анисимова. Мужик хороший, душа компании, добрый. Вот только за воротник он стал плотно закладывать, аккурат когда я пошел в гараж шофером. Потому колхозом руководил Петрович. Интересно, а председатель тот же? Нужно бы расспросить кого-нибудь.

— Мда, Демид, — сказал зампред, — наломал он дров. Но это ничего, — зампред устремил взгляд темных глаз туда, где Казачок выбирался из кабины.

Генка же застыл на ступеньке, глядя вниз, целил спрыгнуть туда, где помельче. Когда он плюхнулся в воду, девочка аж пискнула.

— Тебя ж Катей звать? — Обернулся я к ней.

— Угу, — подняла она на меня перепуганные глаза.

— Ты где работаешь?

— На парнике, — повременив ответила она.

— Ну так и иди на парник.