Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак

Вот он и сидел в своем уголке, отхлебывая пиво (кстати, исключительно скверное), и ждал. Покончил с одной кружкой, заказал вторую — «объекты» за это время осушили по шесть. Как раз на седьмой начали похваляться, какие у них девки в пригороде — все крутобедрые, грудастые, гладкокожие. Одно только неудобно — живут далеко от казарм, да и вообще солидный кус дороги от Горчема.

Дорон обрадовался, услышав это. О лучшем и мечтать не мог.

После недолгого препирательства с трактирщиком относительно платы солдаты наконец встали и вышли из помещения. Дорон переждал малость и, оставив на столе две бусины, последовал за ними.

Ночь обещала быть холодной.

Солдаты шли медленно, покрикивали, размахивали руками, несколько раз останавливались. Дорон тоже не особенно потел, чтобы поспевать за ними, оставаясь незамеченным.

Вышли из Даборы, миновали плотно застроенные частные участки и направились к Крячкам, небольшому поселку, некогда занятому рыбаками, промышлявшими на Реке. Сейчас, однако, после многих десятилетий без войн, больших пожаров и болезней, Дабора поглотила рыбацкий поселок.

Дома стояли редко, спрятавшись за деревьями, окруженные заборчиками из хвороста. Из маленьких окон на двор просачивался слабый свет, некоторые дома были совершенно темными.

— Далеко еще? — спросил один из охранников, тот, что пониже и покрикливее.

— Рядом, я же сказал, рядом, — буркнул второй.

Дорон проскользнул между деревьями. Когда он оперся о потрескавшуюся кору одного из них, то почувствовал, как по спине побежали мурашки: тепло, излучаемое деревьями, биение их сердец, ритм дыхания понять мог из всех людей только он. Он и Пестунья.

Меж тем высокий солдат остановился, махнул товарищу рукой, дескать, надо идти прямо. Сам остановился у куста и принялся расшнуровывать штаны.

Дорон некоторое время наблюдал за удаляющимся силуэтом, потом направился к высокому.

Карогги при нем не было, однако нож убивал так же быстро.

Пальцы зажали солдату рот, острие вошло в спину по рукоять. Мертвое тело свалилось на грудь Дорона. Лист положил его на землю.

— Эй! — услышал он тут же и резко обернулся.

Возвращался второй охранник. Видимо, потерял дорогу.

— Эй, Кармаш!

Дорон метнулся вбок. Поздно.

Солдат уже стоял между деревьями. Достаточно близко, чтобы увидеть и убитого, и убийцу.

Несколько секунд затуманенный пивом разум охранника пытался понять, что случилось. Лицо солдата — расползающаяся физиономия пьяного человека застыло. Он отрезвел настолько, чтобы драться. Но не настолько, чтобы кричать и звать на помощь.

Дорон бросился к нему.

Охранник сбросил мешок, потянулся к поясу. В городе после службы солдаты бана носили короткие, утыканные кремнем палки, которые назывались аркароггами — «малыми кароггами».

— Ах ты, коровья лепешка! — прошипел он. Дорон не ответил, что удивило солдата. Никто не начинал смертельной схватки молча.

— Крыса!

Дорон откинул капюшон. Они уже достаточно сблизились.

Охранник прошелся палкой совсем рядом с плечом Листа, второй удар последовал снизу. Дорон едва увернулся. Толкнул солдата, но тот быстро отскочил. Невысокий, коренастый, он тем не менее двигался с удивительной ловкостью.

Солдат занес палку для удара. Дорон не отступил, а шагнул навстречу. Аркарогга начала опускаться прямо на его вытянутую руку. Дорон зашипел, бросился вбок, покатился по траве. Встал, но солдат был уже над ним. Снова поднял для удара палку. На этот раз Дорон успел отступить.

Охранник напирал. На его лице появилась победная ухмылка. Теперь Дорон уже не сумел бы уклониться от падающей палки. Солдат замахнулся, протягивая левую растопыренную пятерню к горлу Листа.

Это длилось мгновение. Дорон видел мелькающий около лица острый конец аркарогги и радостную мину противника.

И тут время остановилось. Сила, мощь, тепло поплыли по спине и ступням, по лицу и рукам. Палка солдата изготовлена из бука, а за спиной — дерево, дающее силу, а кругом лес, полный стволов, ветвей, корней.

Все это он увидел мгновенно. Увидел и почувствовал.

Он перекинул нож в левую руку, правую выбросил вверх. Палка охранника ударила его по предплечью, но Лист почувствовал не боль, а только приятное тепло, слабую дрожь букового дерева.

Солдат выругался. Секундой позже острие ножа вонзилось ему в живот и лишило жизни.

* * *

Голос был знакомый.

— Я? — спросил Магвер, откладывая оружие на землю. — Брата не узнаешь, малыш?

Они бросились друг к другу в объятия. Долго беседовали.

— Запомни, ты ничего не должен им говорить. — Магвер схватил руку Мино. — Запомни. Я и так слишком много тебе наболтал. Скажи, что мне надо было уйти. Скажи, что с землей я попрощался. И за эту «кражу» извинись. — Он усмехнулся, указав на набитый мешок: Мино принес из дома котомку, лук со стрелами, бурдюк с пивом, второй — для воды, немного мяса и гусиный жир в глиняной крынке.

Мино прижался к брату. Обнял его. Ему едва исполнилось семь годков и он еще не получил имени, но Магвер из всех родных именно его любил больше всех.

— Ну ладно уж, — погладил он мальчика по голове. — Иду, скоро рассвет. А мне надо еще с землей попрощаться.

— Погоди! — Малыш неожиданно что-то вспомнил и, прежде чем Магвер успел спросить в чем дело, снова скрылся в хате.

Вернулся тут же с кусочком бумаги.

— Сем дней назад приходил посланник из Даборы. Принес письмо. Для тебя.

— Что это? — Магвер взял свернутый кусочек серой бумаги, которую вырабатывают в Хосьчишках. Быстро развернул.

— А ну, посвети.

Мино принес огарок свечи.

Магвер молча смотрел на бумагу, на несколько фраз, на подпись под ними.

— Что-то случилось? — спросил Мино.

— Ничего. — Магвер смял бумажку. — Тот парень что-нибудь сказал?

— Я в это время был в поле. Его встретил Говол, но он ничего не сказал.

— Хорошо. — Магвер положил руки на плечи мальчугана. — Прощай.

— Прощай, брат, — серьезно сказал Мино.

* * *

Бумага.

Серая бумага, изготовленная в Хосьчишках.

Буквы. Угловатые, написанные пьяной рукой знаки.

Слова. Нескладные. Странные.

Фразы. Непонятные. Страшные.

Он не мог отсюда уйти. Надо было затаиться в лесу и ждать. Искать правду. О Земля, как же трудно все это понять. Как трудно. Кто? Почему? Неужели это он? Земля, но ведь…

Буквы, выведенные пьяной рукой. Но он узнал ее, впрочем, подпись указывала автора. Буквы, выписанные так, как пишут на севере, — плоские, тупые, без мягких закруглений, складывались в слова и несли удивительное известие.