Мужчины и женщины существуют - Григорий Каковкин

— Это водитель, от Кирилла Леонардовича. Я жду вас внизу. Черная “Ауди” — с торца. Я не мог дозвониться, было занято.

— Сейчас выхожу, — ответила на звонок Тулупова подъехавшему водителю.

Она обвела глазами пустую библиотеку, вспомнила, включен ли дежурный свет, сигнализация, задернуты шторы, отключен ли компьютер, и присела на стул возле двери, как перед дальней дорогой. Помолчала. Встала. Произнесла тихо — “с Богом”. Заперла дверь и спустилась вниз. Олег взял у нее ключи, она, как обычно, расписалась в книге о сдаче помещений, но как только вышла на улицу и увидела стоящий черный автомобиль, поняла всерьез, что знакомство на сайте становится непростой историей. Людмила постаралась взять себя в руки, уговаривая себя, что, мол, ничего особенного не происходит — вообще наплевать, что будет, и бояться нечего, дети выросли, если что-то с ней, то… Страх отступил, но она решила набрать телефонный номер дочери.

— Кла, — запиши где-нибудь на бумажке, на всякий случай, — Кирилл Леонардович Хирсанов, да, первое — “х”, и номер машины Е 048 ДИ… Региона — нет, тут флажок. И все. Это так, если что… Я еще позвоню. Поздно. Не волнуйся.

Тулупова молча села на заднее кожаное сиденье роскошного, как ей показалось, автомобиля. Водитель поднял трубку телефона, встроенного в приборную доску автомобиля, и произнес, казалось, специально для Людмилы Тулуповой:

— Кирилл Леонардович, мы уже едем. Через двадцать минут будем на Старой площади. Вы из какого подъезда выйдете? Хорошо. Третий.

Уже обращаясь к Тулуповой, пояснил:

— Мы едем к третьему подъезду.

— Хорошо, — сказала Людмила, хотя ей было все равно, она не знала никаких подъездов и вообще не знала, где находится администрация президента.

Москва, несмотря на прожитые в ней годы, оставалась все же чужим городом. Мила могла с закрытыми глазами рассказать о каждой улице Червонопартизанска, о том, куда и как можно короткой дорогой пройти, на какой остановке автобуса выйти. В Москве — это были только маршруты: от работы до дома; от дома до квартиры Марины Шапиро; до Юли Смирновой; до Парка культуры, куда с детьми, когда были маленькие, ездила; до Лужников — на елку. Еще было десятка два таких маршрутов, натоптанных жизнью.

Несколько минут они простояли в пробке на бульварном кольце, возле какой-то церкви с подсвеченными куполами, потом ехали по трамвайным путям, потом развернулись на знакомой Людмиле площади, но она не помнила точно названия, и, наконец, подъехали к серому зданию со шлагбаумом.

— У вас есть паспорт? — спросил водитель.

— Нет, — ответила Людмила.

Водитель набрал номер Хирсанова:

— Мы у третьего. У нас нет паспорта… Хорошо, подъеду к одиннадцатому.

Мила вспомнила, что точно так же, как сейчас водитель Хирсанова, она говорила о своих детях во множественном числе, когда водила их по врачам в поликлиниках. Заходила в кабинет, держа за руку то Сережку, то Клару, а иногда обоих — это обязательно, перед тем как отправить в пионерский лагерь, — и говорила целый день: “мы… эти анализы мы сдали — этой справки у нас нет, куда нам теперь”, а врач называл номер кабинета, и они мчались по этажам, отыскивая необходимую дверь. Машина еще раз развернулась на узкой улице, проехала несколько сотен метров, еще повернула и остановилась возле высоких дверей, над которыми было написано: “ПОДЪЕЗД № 11”. Ждали. Людмилу раздражал этот будто специально разыгранный спектакль с подъездами и паспортами, она жалела, что не настояла на встрече в каком-нибудь ресторане или, еще лучше, в кафе. “Сидела бы себе и ела, или нет — пила… или”. И она вспомнила те редкие случаи, когда оказывалась за белой скатертью, и почти всегда выходило, что это был многолюдный юбилей или свадьба, а так, чтоб сидеть напротив друг друга наедине с мужчиной, — такого не было. Ни разу. В Червонопартизанске был павильон “Голубой Дунай” — там собирались шахтеры после смены. В Москве она с детьми после аттракционов в парке ходила в пельменную. С Сергеем Авдеевым — в недорогую закусочную рядом с домом и катком, затем в ее жизни была отличная чебуречная рядом с Белорусской, которую она очень любила и где она, когда Шапиро ушла на пенсию, часто бывала, и тогда…

За этими воспоминаниями Тулупова пропустила тот момент, когда Хирсанов вышел из своего одиннадцатого подъезда, и он сел на заднее сиденье рядом с ней.

— Рад вас видеть, Людмила Ивановна, все не получалось и вот, — сказал он.

— Я — тоже. Наверное, нам надо было договориться и где-то встретиться, — ответила она и подумала, почему это она решила, что они пойдут непременно в ресторан и что это будет не “Голубой Дунай”. И вообще — мало ли что мог наобещать неизвестный, совершенно незнакомый мужчина пятидесяти лет по телефону.

— Я заставил вас ждать. Но такова специфика работы — себе не принадлежу.

— А кому — неужели народу?

— Президенту, Людмила Ивановна. Ему! — ответил Хирсанов и, выдержав паузу, добавил: — А президент принадлежит народу, значит, вам, народ — это вы. Следовательно, я принадлежу вам, — и, еще раз театрально остановившись в речи, продолжил: — Но если президент захочет меня видеть — я встану и пойду. В любое время суток.

Тулупова кивнула головой.

Хирсанов обратился к водителю:

— Сергей, как едем в клуб? Через площадь и по бульварам?

— Как скажете, Кирилл Леонардович, сейчас не угадаешь, везде бывает пробочно…

Водитель знал, что хозяин, а так он называл прикрепленного за ним чиновника, любит все решать сам — держать под контролем, и проще переложить ответственность, чем самому определять маршрут поездки. Тулупова подумала — о каком клубе идет речь, само слово клуб пугало. И решилась спросить, когда с улицами, по которым надо было проехать, все было ясно. Хирсанов не ответил, а только положил сухую теплую ладонь на руку Людмиле и так держал ее, пока не остановились перед небольшим двухэтажным старомосковским особнячком.

— Куда мы приехали, Кирилл Леонардович? Что — тут?

Тулупова не обнаружила на доме никакой вывески — несколько дорогих машин неподалеку от входа и все.

— Не волнуйся, Мила, — сказал Хирсанов, сразу перейдя на “ты”, когда машина с водителем отъехала. — Я — Кирилл, просто Кирилл. Ты — Мила или Людмила, как тебе больше нравится? При водителе не все можно говорить.

— Мила, — механически ответила Тулупова.

— Это клуб. Закрытый клуб с замечательным рестораном в подвале. Сюда пускают не всех, но для нас путь открыт.

Хирсанов нажал на кнопку возле белой распашной двери, через секунду сработал электронный замок, и дверь можно было открыть. За дверьми стоял человек в черном костюме с рацией за ухом.

— Вы вниз? — спросил он.

— Да, — ответил Хирсанов и назвал номер карточки члена клуба.

Тулупова и Хирсанов прошли по длинному коридору и, спустившись на два пролета вниз по лестнице, оказались в большом полупустом ресторанном зале с красивой мебелью, картинами на стенах и роялем, за которым сидел седой, с длинными волосами музыкант в черном фраке и играл блюзы. Метрдотель провел их к столику у стены и предложил меню. Людмила отказалась даже открывать кожаный переплет с золотыми буквами и тиснением — ее зарплаты здесь хватило бы разве что на чай с лимоном.