Голос крови - Елена Арсеньева

Какое-то мгновение Ася смотрит на него, и вдруг ей становится ясно… ей кое-что становится ясно, она мгновенно получает ответы на некие вопросы, но заодно возникают и новые вопросы, только без ответов, и все это – и вопросы, и ответы – образует в ее голове какую-то несусветную карусель, созерцанию которой она несколько секунд глубокомысленно предается, пока вдруг не раздаются рядом стремительные шаги… потом кто-то стаскивает с нее Бусыгина, дергает ее, помогает подняться, куда-то тащит, толкает, толкает к белым ящикам, странно искривившись… Одной рукой этот человек пытается волочь по земле Бусыгина, а другой – толкать ее, оттого он так искривился… И вдруг он спотыкается и падает на колени – в каких-то двух шагах от спасительных ящиков, и Ася не успевает задать глупейший вопрос, который именно в эту минуту начинает ее неистово донимать: «А это вы – Груша? И если да, почему вас так называют?»

Слабо соображая, что она вообще делает и почему, Ася оборачивается к нему, хватает за плечи и с невесть откуда взявшейся силой втаскивает его под прикрытие ящиков. Он лежит ничком, однако ноги торчат наружу, и Ася втягивает и их за ящики, потом, высунув только руки, подтаскивает к себе Бусыгина… Его тело один раз сильно вздрогнуло, и Ася благодаря все тому же невесть откуда взявшемуся пониманию соображает, что пуля его снова задела, а другая пуля поразила того человека, который бросился ей на помощь и, вполне возможно, спас ей жизнь.

Грушу задела.

Если он – Груша.

Пусть будет Груша, решает она сама для себя. Надо же его как-то называть!

Теперь Ася стоит на коленях между двумя неподвижно лежащими, полумертвыми, а может, и мертвыми мужчинами. Она прислушивается, она пытается найти пульс у одного и у другого… Пульс есть у обоих, оба чуть дышат!

«Скорую», надо немедленно вызвать «Скорую» и полицию, а лучше всего – МЧС. Их номер в Нижнем – 245—42–54. Для мобильников – 112.

Ася шарит по карманам – и не может поверить: телефона нет! Господи, да где же он?!

Где-где… очевидно, валяется там, где она сама только что валялась, – в грязи. А может, еще раньше потеряла, даже не заметив этого. Например, в подъезде Бусыгина. Ох, чертова куртка с ее слишком мелкими карманами! Как хорошо, что Ася не взяла с собой ключи от дома, а то и их потеряла бы, конечно. Ну вот как она тогда открыла бы свою дверь?

– Ты сначала до нее дойди, до этой двери, – бормочет Ася и вздрагивает, и озирается по сторонам, так дико, безумно звучит ее шепот. Словно чужой.

Позвонить, позвонить, скорее позвонить!

Она шарит по карманам куртки и брюк Бусыгина, но там ничего нет, никакого телефона, она находит только паспорт в красных корочках… Серп и молот тускло золотятся в темноте, и Ася мгновение смотрит на них, тупо пытаясь понять, почему Бусыгину так дорог символ бывшего СССР. Не мог корочки другие выбрать, что ли?

Как будто это имеет какое-то значение!

Ася с досадой сует паспорт обратно в карман Бусыгина и переползает к Груше. И ахает с перепугу: его лицо покрыто черной маской!

Хотя нет, это не маска, это шапочка такая, которую в фильмах носят террористы и спецназовцы. Кажется, она называется чеченка. О господи, зачем она ему?! Он одет в черный комбинезон, он похож на призрака, и голос его был голосом призрака, но лицо его, когда Ася стаскивает с него шапочку, оказывается лицом вовсе не призрака, а человека: нормального, довольно молодого и симпатичного, только, может, чуть остроносого, со вспотевшими, прилипшими к вискам темными волосами и мучительно сжатым ртом. Когда лицо его открывается, он глубоко, словно с облегчением, вздыхает и тихонько, жалобно стонет. Брови его сходятся к переносице от боли, губы дрожат, и Ася начинает дрожать… Жалко его – сил нет!

Ася пытается залезть в карманы его комбинезона, но карманов нет. Тогда она ощупывает его тело в поисках выпуклости, которая означала бы спрятанный телефон, но выпуклость нащупывает только одну и вдобавок там, где телефонов не носит НИКТО. Ее бросает в жар от смущения, хотя после того, как она лежала на одном мужчине, а на ней лежал другой, смущаться несколько… поздновато, скажем так.

Наконец она что-то такое находит на груди Груши, что-то, по форме напоминающее телефон, но там почему-то мокро на этом месте, и до Аси не сразу доходит, что это кровь, что мужчина ранен сюда, в грудь, вернее, в правый бок. Ася расстегивает комбинезон на груди – и с тихим шипением отдергивает руку, в которую воткнулось что-то острое, черное, пластмасса, что ли? А это что вообще за осколки?!

При некотором напряжении мозга Ася опознает останки мобильного телефона, разбитые практически вдребезги. Вот куда угодила пуля… может быть, это спасло жизнь Груше. Его мобильник погиб, так сказать, смертью храбрых, спасая хозяина. Оно, конечно, хорошо, и благородно, и самоотверженно, однако же вызвать «Скорую» и полицию, а то и МЧС по-прежнему не с чего. А еще Ася понимает, что, если она не перевяжет сейчас же обоих раненых, никакая МЧС их уже не спасет. Они запросто могут умереть от потери крови…

Осталось только решить, чем перевязывать! И какую, так сказать, площадь.

Куда ранен Груша, она знает. На всякий случай еще раз ощупывает все его тело, но оно везде сухое. Жизненный опыт, которым Ася только что обзавелась тут, за этими ящиками, научил ее, что там, где мокро, там кровь и рана. Век бы этого не знать!

Итак, у Груши одна рана. С Бусыгиным дела обстоят похуже. У него мокрая правая нога выше колена и левая рука выше локтя. Ну что, что же делать, у Аси ведь ничего с собой, никаких перевязочных пакетов, только носовой платок, но с него проку нет, он бумажный, одноразовый!

Куртка у нее синтетическая, подкладка – тоже. Свитерок шерстяной – но это только так говорится, на самом деле – почти стопроцентный акрил. Толку – абсолютный ноль. Но под свитерком надета мягкая хлопчатобумажная маечка!

С проворством и решительностью, которых Ася сама от себя не ждала и которым она искренне удивляется и даже малость пугается их, она скидывает куртку, свитер, майку – а заодно и лифчик, потому что вспоминает, что кровь останавливают жгутом. Бюстгальтер для этого вполне сгодится!

Ася поспешно напяливает свитер на голое тело, надевает куртку, ее колотит крупная дрожь – может, конечно, не от холода, а от волнения и страха, но сейчас не до тонкостей восприятия действительности, – и начинает кое-как управляться с перевязками. Честно говоря, ей ни разу в жизни не приходилось перевязывать ничего серьезней порезанного пальца, но нужда заставит-таки калачи печь! Свернув майку этакой подушечкой, она подсовывает ее под комбинезон и свитер Груши, на миг испугавшись, какое горячее у него тело. Дело плохо… Температура поднялась, надо спешить! Потом, оторвав бретельки (они отлетают на раз, потому что бюстгальтер уже довольно-таки износился) и отложив их про запас, Ася изо всех сил перетягивает Грушину грудь остатками лифчика – стараясь, чтобы «подушечка», сделанная из майки, плотно прижалась к ране. При этом Ася прекрасно понимает, какая эта повязка, с позволения сказать, туфта, и надолго ее, конечно, не хватит. Помощь нужна немедленно!