Елизавета Петровна - Николай Павленко

Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Милосердие Елизаветы Петровны было проявлено и к другим жертвам террора Анны Иоанновны: Платону Мусину-Пушкину дозволено было выехать из ссылки в Москву, Федор Соймонов получил право жить, где пожелает, детям Волынского были возвращены конфискованные имения. Не забыт был даже матрос Максим Толстой, отказавшийся в 1740 году присягать Иоанну Антоновичу, за что подвергся истязанию. Его пожаловали в армейские капитаны, из-за увечья отправили в отставку с награждением пятьюстами рублями.

Перечисленные акты милосердия по щедрости значительно уступают тем пожалованиям, которые торжествовавшая победу императрица делала участникам переворота и лицам, способствовавшим его успеху. 30 ноября, в день орденского праздника Андрея Первозванного, Елизавета Петровна вручила орденскую ленту трем генерал-аншефам — А. И. Румянцеву, Г. П. Чернышеву и В. Я. Левашеву и действительному статскому советнику А. П. Бестужеву-Рюмину. Петр и Александр Ивановичи Шуваловы, А. Г. Разумовский, М. И. Воронцов возведены в действительные камергеры. Не оставлены без поощрений и два иноземца; посол версальского двора в России маркиз де ла Шетарди и лекарь императрицы Герман Лесток. Оба, как мы знаем, являлись организаторами заговора и подталкивали принцессу к перевороту. Французы выполняли разные по значению функции: маркиз, являясь лицом официальным, из опасения быть обвиненным во вмешательстве во внутренние дела России, выступая главным советником цесаревны, проявлял осторожность в контактах с нею и широко пользовался услугами лекаря Лестока.

Шетарди сохранял за собой роль главного советника и после того, как цесаревна стала императрицей, на зависть прочим иноземным министрам он беспрепятственно входил в покои Елизаветы Петровны и проводил многие часы в ее обществе.

Посла Франции можно считать стратегом заговора, в то время как Лестоку принадлежала роль тактика — входя в кружок приятелей и доверенных лиц цесаревны, он давал ей советы, как поступать в конкретной обстановке. Переворот, например, намечалось совершить в январе 1742 года, но изменившаяся обстановка принудила Лестока убедить цесаревну совершить его в ночь с 24 на 25 ноября — заговорщики не располагали даже возможностью связаться с Шетарди, чтобы, не вызвав подозрений, предупредить его об изменении плана.

Лесток являлся подданным России, и императрица имела неограниченные возможности отблагодарить его: лекарь был назначен лейб-медиком и директором Медицинской коллегии с небывало высоким окладом в семь тысяч рублей в год.

Особой заботой и попечительством императрицы пользовалась совершившая переворот гренадерская рота Преображенского полка. В последний день 1741 года Елизавета удовлетворила просьбу гренадеров, высказанную в день переворота, о том, чтобы она возглавила роту. 31 декабря был обнародован указ, перечислявший особые заслуги гренадеров: отмечалась их «ревностная верность» при достижении успеха «в восприятии престола безо всяких дальностей и не учиня никакого кровопролития». Поэтому гренадеры «не могли остаться, не показав особливой нашей императорской милости к ним».

Содержание указа, как нетрудно заметить, противоречило наспех составленному манифесту от 25 ноября о восшествии на престол Елизаветы Петровны. Указ 31 декабря более соответствует истине, чем манифест, в котором вопреки подлинному ходу событий объявлено о просьбе, обращенной к Елизавете «как духовного, так и светского чинов» занять престол. О причастности этих чинов к восшествию на трон цесаревны в указе не сказано ни слова.

Гренадерская рота, главная военная сила переворота, названа лейб-кампанией, командовать которой назначила себя императрица в чине капитана. Штаб— и обер-офицерам двух гвардейских и двух полевых полков (Астраханскому и Ингерманландскому) велено выдать не в зачет треть годового жалованья. Рядовым четырех полков было роздано 42 тысячи рублей.

Самые существенные привилегии и пожалования получили лейб-кампанцы. Тем из них, кто не имел дворянского достоинства, было таковое присвоено. Кроме того, из отписных имений князя Меншикова велено пожаловать шести вице-сержантам по 50 душ крестьян, одному подпрапорщику и одному квартирмейстеру — по 45 душ, а 258 рядовым — по 29 душ. В сентябре 1742 года был учрежден герб лейб-кампании с выразительной на нем надписью: «За верность и ревность».

Лейб-кампанцев обрядили в особую форму одежды, в которой они впервые участвовали в крещенском параде, роту укомплектовали «добрыми лошадьми», отобранными на конских заводах всей страны. Главная обязанность лейб-кампании — караульная служба при дворе императрицы, обеспечение ее безопасности и покоя.

Обращают внимание две особенности списка пожалованных лейб-кампанцев: в нем отсутствуют имена офицеров, командовавших ротой во время переворота; другая особенность — существенное изменение социального состава гвардейских полков. При возникновении полки комплектовались из дворян, прослуживших несколько лет рядовыми в гвардейских лодках. Овладев азами военного дела, они отправлялись в полевые полки на офицерские должности. Гвардейские полки являлись своего рода школой подготовки офицерских кадров.

Ко времени воцарения Елизаветы Петровны офицеров готовил основанный в 1731 году Сухопутный шляхетный корпус — учебное заведение, сплошь состоявшее из дворянских отпрысков. Поступить в него могли далеко не все дети дворян, но правительство призывало на службу в гвардейские полки и представителей непривилегированных сословий, за исключением крепостных крестьян. По подсчетам Е. В. Анисимова, из 308 гренадеров, составлявших роту Преображенского полка и непосредственно участвовавших в перевороте, дворян числилось только 54 человека, или 17,5 %, остальные были выходцами из государственных крестьян, горожан, разночинцев и пр. Среди основной массы лейб-кампанцев было множество рядовых, «не умевших грамоте» людей с невысоким нравственным уровнем. Почувствовав себя хозяевами трона, не сдерживаемые офицерами, лейб-кампанцы предались пьяному разгулу, грабежам, вымогательствам. Назначенные императрицей офицерами, бывшие заговорщики имели более декоративное, чем реальное, значение, так как они не располагали ни опытом, ни знаниями, чтобы привести в порядок разгулявшихся лейб-кампанцев: поручиками в чине генерал-лейтенантов полевых полков были назначены действительные камергеры А. Г. Разумовский и М. И. Воронцов, братья Шуваловы — Петр и Александр — подпоручиками в чине генерал-майоров.

О поведении гренадеров в первые Недели после переворота сохранились свидетельства очевидцев. Один из них, полковник Манштейн, записал: «Рота эта (лейб-кампании. — Н. П.) творила всевозможные бесчинства в первые месяцы пребывания двора в Петербурге. Господа поручики посещали самые грязные кабаки, напивались допьяна и валялись на улицах в грязи. Они входили в дома самых знатных лиц с угрозами, требуя денег, и без церемонии брали то, что приходилось им по вкусу; не было возможности удержать в порядке этих лиц, которые, привыкнув всю жизнь повиноваться палке, не могли так скоро свыкнуться с более благородным обращением».

Схожую картину изобразил секретарь саксонского посольства Пецольд в депеше 11 декабря 1741 года: «Все мы, чужестранцы, живем здесь между страхом и надеждой, так как от солдат, делающихся все более и более наглыми, слышны только угрозы, и надо благодарить провидение, что до сих пор не обнаружились их злые намерения». Через пару дней распоясавшиеся лейб-кампанцы вели себя еще более дерзко: «Гвардейцы и особенно гренадеры, которые еще не отрезвились почти от сильного пьянства, предаются множеству крайностей. Под предлогом поздравления и восшествия на престол Елизаветы ходят они по домам, и никто не смеет отказать им в деньгах или в том, чего они пожелают. Один солдат, смененный с караула и хотевший на обратном пути купить на рынке деревянную посуду, застрелил на месте русского продавца, который медлил уступить ему ее за предложенную цену. Не говоря уже о других насилиях, особенно против немцев».