Волки сильнее собак - Мартин Круз Смит

Шаг назад. Иногда, чтобы продвинуться вперед, он просто необходим. Аркадий вернулся к кровати, представил, что открывает «дипломат», вынимает что-то из обувного пакета и идет к шкафу. Когда Аркадий открыл шкаф, внутри засветилась соляная гора, все еще покрывающая его дно. Наверху оставались те же самые следы активности, которые Аркадий видел и раньше: здесь копали, а там что-то закапывали. Подтвердила это Аркадию и цепочка бурых пятнышек крови из носа Иванова, наклонявшегося над солью. Паша вынул нечто из пакета, положил на соль и затем… Что же он сделал? В состоянии депрессии вполне мог поставить солонку на соляную гору. Аркадий вытащил ящик, в котором лежали рубашки с монограммами – все пастельных тонов. Он перебрал их одну за одной, ничего подозрительного не заметил, задвинул ящик и услыхал, как там что-то громыхнуло.

Аркадий снова выдвинул ящик и у задней его стенки, под рубашками, нашел окровавленный платок, в котором лежал радиационный дозиметр размером с калькулятор. Соль забилась в шов корпуса из красного пластика. Чтобы не уничтожить отпечатки пальцев, Аркадий аккуратно взял дозиметр пальцами, перевернул его и увидел цифры на дисплее, выполняющем до десяти тысяч операций в минуту. Аркадий вспомнил из армейских занятий, что норма радиоактивного фона была около ста рентген. Чем ближе он подносил дозиметр к соли, тем больше становилось число. На пятидесяти тысячах показание дисплея стабилизировалось.

Аркадий отступил назад. Во всем теле покалывало, во рту пересохло. Он вспомнил, как Иванов обнимал «дипломат» в лифте и его прощальный взгляд в камеру. Аркадий понял теперь почему. Паша собирался с духом. Аркадий выключал и включал дозиметр до тех пор, пока тот не перезагрузился. И затем обошел с ним прекрасную белую квартиру Паши. Цифры драматично менялись с каждым шагом Аркадия. Он, как слепой с тростью, нащупывал путь в огне, который чувствовал только через дозиметр. Горела спальня, пылал кабинет, пламя объяло гостиную, а у открытого окна, влекомые прохладным ветерком, отчаянно хлопали занавески, предлагая самый быстрый выход из страшного невидимого огня.

Построенный по прямым линиям городок энергетиков Припять мерцал в свете восходящей луны. С верхнего этажа здания городской администрации Аркадий смотрел на центральную площадь, достаточно широкую, чтобы в праздники 1 Мая и 7 ноября вместить все население городка. Тогда были речи, песни и танцы, цветы в целлофане, которые пробиравшиеся сквозь толпу дети дарили руководству. Вокруг площади располагались здания гостиницы, ресторана и театра. Обсаженные деревьями бульвары тянулись к жилым кварталам, лесопаркам, школам и находившемуся всего в трех километрах от всего этого красному ограждению реактора.

Аркадий исчез внутри учреждения. Он никогда не считал, что хорошо видит ночью, однако разглядел разбросанные по полу календари и документы, разбитые лампы дневного света и перевернутые ящики картотеки, посреди которых возвышалась груда одеял и пустых водочных бутылок. Плакат на стене возвещал поблекшими буквами о чем-то несбыточном: «С верой в будущее» – вот и все, что удалось рассмотреть Аркадию. В камуфляже его и самого было довольно трудно рассмотреть.

Мигнувший огонек от чиркнувшей спички где-то на улице заставил Аркадия приблизиться к окну. Ему не удалось разобрать, где это. Здания пусты, уличные фонари разбиты. Лес подступал совсем близко, и когда ветер стихал, в городке воцарялась мертвая тишина – ни огонька, ни шума машины, ни звука шагов. Мертвый покой городка не нарушал ни один человек, если не считать оранжевого бутона сигареты, который двигался по другой стороне площади на темном фоне гостиницы.

Аркадий осветил фонариком завал на лестнице – книжные шкафы, стулья, шторы, бутылки, и все это покрывала известковая пыль от обломков распадающегося гипса, которые образовывали сталактиты и сталагмиты, достойные пещерных. Электроэнергия отключена давным-давно, лифты проржавели. Снаружи здание могло казаться неповрежденным. Внутри же оно представляло собой руины, с разрушенными стенами, разорванными трубами и вздыбившимися полами.

Спустившись вниз, Аркадий выключил фонарик и быстро побежал вокруг площади. Входные двери в гостиницу были на цепочке. Ерунда – он влез в оконный проем, включил фонарик, пересек вестибюль и осторожно миновал тележки технического персонала, сваленные на ступеньках лестницы. На четвертом этаже двери были открыты. Из темноты материализовались кровати и столы. В одном из номеров обои скрутились в огромные свитки, в другом на ковре валялся туалетный бачок цвета слоновой кости. Аркадий уже ощущал кисловатый запах гари. В третьем номере окно было закрыто одеялом, которое Аркадий отдернул, чтобы внутрь проник лунный свет. Матрас был ободран до пружин и превращен в своеобразный гриль с кастрюлей на углях и почти незаметным дымком. Раскрытый чемодан выставлял напоказ зубную щетку, сигареты, леску, банку мясных консервов, пластиковую бутылку минеральной воды, труборез водопроводчика и завернутый в тряпье гаечный ключ. Если бы владелец всего этого не выглянул в окно из-за одеяла, то Аркадий так бы его и не обнаружил. Теперь он двигался к краю площади.

Аркадий сбежал по лестнице через две ступени, соскользнув по перевернутому столу и спотыкаясь о мятые темно-бордовые портьеры. Временами он чувствовал себя водолазом в глубинах затонувшего корабля – при таком слабом свете зрение и слух обострились. Добравшись до первого этажа, он услыхал, как хлопнула дверь на другом конце площади. Это в школе.

Между входными дверьми школы стояла классная доска с надписью мелом: «29 апреля 1986 года». Аркадий пробежал мимо раздевалки, на стене которой были нарисованы плывущие на корабле принцесса и бегемот. Классные комнаты первого этажа предназначались для младших школьников – доска с примерами правописания, яркие картинки сельских красот – упитанные коровы, золотые нивы, счастливые дети. И нагроможденные, как баррикады, парты. Звук тяжелых шагов раздавался этажом выше. Когда Аркадий поднимался по лестнице, под его ногами с шелестом разлетались в разные стороны детские рисунки. Они привели Аркадия в музыкальный класс с разбитым роялем и низенькими стульями в окружении порванных барабанов. При каждом шаге поднимались клубы пыли, которая забивала горло. В спальной комнате голые кровати стояли вкривь и вкось, словно застигнутые в диком танце. Валялись раскрытые книжки с картинками: Ильич на детской елке, сцена из «Лебединого озера», Первое мая в Москве. Аркадий услышал, как хлопнула еще одна дверь. Он побежал на второй этаж к аварийному выходу и замешкался, пробираясь через груду брошенных в панике детских противогазов. Маленькие противогазы, с круглыми глазницами и резиновыми трубками. Аркадий распахнул дверь, но было слишком поздно. Он пошарил лучом фонарика по площади, однако ничего не увидел.

Здесь было много невидимого – местность изобиловала цезием, стронцием, плутонием и еще множеством различных летучих изотопов. Пятно сильной радиации пятном и было. Очень близко и очень опасно. Шаг назад – и картина менялась. Сложность обнаружения, скажем, цезия состояла в том, что он растворялся в воде и прилипал ко всему, особенно к подошвам обуви. В траве, которая росла на уровне груди из трещин на дороге, дозиметр зашкаливало. Напротив школы, через площадь, находился маленький парк отдыха с каруселью, детским автодромом и колесом обозрения, которое возвышалось на фоне ночного неба, как страшная декорация. На катке стрелка дозиметра резко метнулась в сторону, и прибор загудел.