Переулок капитана Лухманова - Владислав Крапивин

— Но больше никому ни словечка про то, что написано!

— И маме?

— Мама, если надо, сама прочитает…

Мак с той поры перепечатывал записи Мира регулярно. Иногда они обсуждали их и даже спорили (например, какого размера в поперечнике черные дыры Вселенной или какая книга лучше: «Трудно быть богом» или «Хроники Нарнии»). Мир привык, что брат постоянно копирует его рукописные тексты, и даже тревожился, если Мак такое дело затягивал. Теперь уже непонятно было, кому это больше надо: старшему или младшему? Миру нравилось выводить в тетрадке изящные строчки со всякими «неожиданными откровениями», а Маку стучать на клавиатуре и видеть, как мысли брата обретают четкую типографскую форму.

Мак печатал, поглядывая в тетрадь.

«Физик Перельман сумел доказать теорему Пуанкаре. Ему за это присудили премию в миллион долларов. А он отказался. Дурак… Ну нет, не дурак, а совершенно равнодушный человек. Деньги ему не нужны — ему нужна сама по себе наука, но ведь он мог отдать этот миллион в медицину. Это спасло бы многих таких ребят, как Огонек. Но Перельману, видимо, наплевать на людей, ему важна только голая наука. Но зачем эта наука и для кого эта теорема, если не будет людей? Если их не будет, не станет и Вселенной, ведь никто не сможет ее увидеть и понять. Это даже не моя мысль, а Матвея. Он недавно сказал: „Если какую-то вещь никто не видит и никто про нее не знает, ее все равно что нет на свете…“»

Мак перепечатал этот абзац со скромной горделивостью. Потому что Мир согласился с этим доводом, когда они рассуждали о Творце Вселенной. Оба брата согласились, что без Творца Вселенная возникнуть не могла, но у младшего такое доказательство прозвучало более четко и лаконично.

А дальше Мир писал совсем про другое:

«Недавно зацепил в Инете еще одну статью про Лухманова и там успел прочитать, будто его младший сын, Волик, тоже стал моряком, а когда умер, его похоронили в Севастополе. Но я лишь чуть-чуть зацепил эту строчку, и тут вырубили электричество. А потом я эту статью найти никак не мог. Так обидно!..»

«Еще бы не обидно!» — согласился с братом Мак.

А Мир писал дальше.

«Удивительно, как много всего переплетается на свете. Наш город и Севастополь. Они так далеко друг от друга, и моря у нас нет, а все равно… Торпедные катера, которые были построены на нашей судоверфи, воевали на Черном море. Говорят, тюменский катер был первым из тех, кто ворвался в севастопольские бухты, когда освобождали город от фашистов. Он теперь стоит, как памятник, на базе катеров у Карантинной бухты. А у нас такого памятника нет. Я про это сказал в прошлом году, когда была экскурсия на новой набережной. Экскурсоводша стала хвастаться бронзовым кораблем Беринга, а я не выдержал: „При чем здесь Беринг? Он у нас не бывал! Лучше бы поставили здесь торпедный катер“. Какие-то тетушки завозмущались, но тут подскочил корреспондент с ТВ. „Мальчик, а что ты еще знаешь про катера? А про другие суда, построенные в Тюмени? А хочешь принять участие в конкурсе?“ С той поры и завертелось…»

«Странно, — подумал Мак. — Дело было в прошлом году, а почему Мир написал про это лишь недавно? Будто его что-то тревожит».

Когда что-то тревожило Мира, это сразу отзывалось в Матвее.

А дальше было еще вот что.

«Капитан Лухманов никогда не был в нашем городе. Но его мама жила здесь несколько лет. И потом он от нее, наверно, слышал про наш город. Это ведь тоже связь. А сам он много раз бывал в Севастополе, потому что командовал учебным клипером „Великая княжна Мария Николаевна“. Я видел этот фрегат на картинке, он похож на „Диану“. Иногда думаю: неужели в самом деле окажусь на „Диане“? Вот было бы чудо! Только почему-то временами грызет тревога, будто делаю что-то не так».

Мак тряхнул головой: «Мир, ты все делаешь так. Даже не сомневайся!»

Чтобы прогнать беспокойство, Мак включил в Интернете «Панорамы Севастополя» и минут пятнадцать путешествовал по белым приморским улицам, двигая курсор по начерченным на мостовых линиям. Графская пристань, Приморский бульвар, Артиллерийская бухта, Хрустальный мыс, Карантинная бухта. Где-то здесь военная база, на которой стоит тот самый катер-памятник. Мак нашел и его, но где катер построен, сказано не было.

«Интересно, есть на нем какая-нибудь отметка, что он в самом деле наш? Или это просто чьи-то догадки? Мир уверен, что не догадки, а чистая правда».

Мак ощутил укол совести, будто без спросу, украдкой от Мира, удрал к морю в одиночку. Обычно они гуляли по Севастополю вдвоем. Он виновато подышал и переключился на новости Яндекса.

И сразу: «ЧП в Санкт-Петербурге. Полицейский лейтенант забил до смерти подростка-восьмиклассника…»

То, что было написано дальше, заставило Мака задрожать. Парнишка по имени Никита вечером возвращался с тренировки. Трое пьяных ментов заволокли его в отделение, стали требовать признания в каких-то кражах. Лейтенант с таким простым, безобидным именем Денис Петров схватил черенок от швабры и начал избивать… Потом они увидели, что Никита уже почти не дышит, вызвали «Скорую». В машине мальчишка умер…

В классе, где учился Мак, тоже был Денис Петров. Безобидный такой, улыбчивый… Неужели и он когда-нибудь может так поступить?

Мак попробовал читать подробности, но вместо них будто видел перед собой Мира. Тоже восьмиклассник. Два года назад тоже чуть не убили. Ну там хоть понятно: шпана, отморозки. А здесь-то!..

И что теперь с мамой этого Никиты?

Наверно, то же, что было с их мамой, когда сообщили о гибели самолета, в котором летел отец. Мак был малыш, не помнил того момента, но теперь показалось: помнит… Да ведь и тогда, когда избили Мира, на маму было тяжело смотреть.

Вот тебе и бесконечная Вселенная! Сколько в ней зверства… Откуда оно? Уже не первый раз мелькнула мысль, что, наверно, это не люди. Наверно, подосланные на Землю агенты с какой-то чудовищной галактики. Мак и Мир уже не раз говорили об этом…

Мак набрал номер.

— Мир, это я… Тут в Интернете… я прочитал только что… в Питере…

— Мак, я знаю. Я приеду сейчас.

Морозы ослабели. Вернее, «совсем издохли», как выразился Крылатый Эльф. Он скакал по коридорам в компании приятелей-первоклассников, а их молоденькая учительница беспомощно кричала вслед:

— Эльдар, я все расскажу папе!

Теперь никого не освобождали от занятий, даже самых младших. Но Мирослав Рощин в школу не ходил.

Маша Чешуйкина спросила Матвея на перемене:

— Что, все еще температура?

— Да нет никакой температуры, — сумрачно отозвался Мак. — Просто… стечение всяких обстоятельств…