Замок Воинственный - Джон Де Ченси

— Далтон, старик, ты в порядке?

Тот сел на полу и отряхнулся.

— Вроде. Нам надо быстренько пробираться к дверям, тебе не кажется?

— У меня проблема. Ногу куском бетона придавило.

— Попробуем отодвинуть.

Далтон присел на корточки и навалился всем весом на бетонную плиту, но, заметив, что Такстон морщится, остановился. Оглядевшись, он не нашел ничего подходящего и использовал в качестве рычага второй айрон, подцепив обломок с другой стороны. Клюшка согнулась, но кусок потолка немного приподнялся, и Такстон смог вытащить ногу.

Далтон помог приятелю подняться.

— Идти можешь?

— Доковыляю как-нибудь.

— Помочь?

— Справлюсь. Дай-ка мне этот айрон.

— Держи. Точно дойдешь?

— Вино я захватил. А ты не забудь клюшки.

Они пробрались к образовавшейся в стене бреши.

— Вот уж повезло, — сказал Такстон.

— Как это?

— А я ломал голову, как мы вывернемся, когда придется платить. У меня с собой ни гроша.

Его особенно не пытались обратить в свою веру, не мучили политагитацией и не заставляли выслушивать длинные проповеди. Ему просто выдали одежду — всесезонную куртку и мешковатые штаны — и лист бумаги с напечатанной на нем инструкцией. По инструкции следовало явиться по такому-то адресу, на новое место жительства, и оставаться там до получения новых инструкций, которые поступят через коммуникационное устройство. Вот и все, если не считать еще нескольких новых лозунгов.

ЛЮБИТЬ — ЗНАЧИТ ПОВИНОВАТЬСЯ

ХОРОШИЕ ГРАЖДАНЕ — СЧАСТЛИВЫЕ ГРАЖДАНЕ

ДОЛГ — ВНУТРИ ТЕБЯ

Полотна с лозунгами украшали фасады всех зданий, свисали с карнизов. Он бродил по улицам, читая плакаты в витринах магазинов и киосках. Ему не удавалось угадать, кто всем этим управляет. Нигде не было видно ни портретов диктатора, ни указаний на какую-нибудь политическую партию или революционную клику.

Все прохожие, спешащие по своим делам, неизменно улыбались. Это была странная улыбка, отстраненная и неадекватная истинному ощущению благополучия. Не то чтобы вымученная и все же не вполне настоящая.

Он остановился спросить дорогу у регулировщика; вместо формы тот носил лишь белую повязку на рукаве и не был вооружен. Регулировщик объяснил, что надо сесть на автобус номер такой-то и выйти у комплекса номер пятьсот два на бульваре Социальных Забот.

— Улыбайтесь, — приказал ему собеседник.

Проигнорировав приказ, он зашагал дальше.

Первых позывов к рвоте не пришлось долго ждать. Он натянул на лицо улыбку, и в животе у него, поурчав, утихло. Он сразу же почувствовал себя лучше. Справедливость не замедлила восторжествовать. В роли судьи и присяжных выступало его собственное тело, и приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.

Магазины встречались редко. Витрины, как правило, были заколочены или использовались в качестве рекламных щитов. Иногда двери были открыты, но вывески, которые указывали бы, что именно продается, отсутствовали. Он остановился перед одной такой дверью и обнаружил магазин с несколькими парами одинаковой обуви в коробках. В другом магазине продавались носки и нижнее белье. Широкой ассортимента ни один из магазинов не предлагал. Казалась, везде только что прошел обыск, а продавцов нигде поблизости не было видно. Он пошел дальше.

Из транспорта он заметил грузовики, автобусы и официального вида автомобили. Ни велосипедов, ни мотоциклов. Тротуары кишели людьми, как в будний день в любом мире Он находился в центре города, этот район назывался «Золотой Треугольник». Сотни офисных зданий и тысячи работников. Одеты все были практически одинаково, в такую же утилитарную одежду.

Он прошел мимо здания, по виду напоминавшего ресторан. Вернувшись назад, заглянул в окно. На самом деле это было что-то вроде кафетерия. Желудок его успокоился, и он почувствовал, как сильно проголодался. В инструкции ничего не было сказано по поводу еды и того, где ее раздобыть, а денег ему не выдали.

И все же он вошел внутрь. Обеденное время еще не наступило, в зале сидело лишь несколько человек. Он проследил, как женщина на линии раздачи нагружает поднос и идет к столику. Ни кассы, ни кассира он не увидел и решил пойти на риск: взяв поднос, двинулся вдоль прилавка.

Аппетита увиденные блюда не возбуждали. Он прошел мимо зеленого желе и увядших салатов. Повар раскладывал поварешкой из контейнера нечто напоминающее по виду куриное рагу. Попросив этого блюда, он получил небольшую миску, взял пару кусочков хлеба и чашку с чем-то наподобие ванильного пудинга. Больше выбирать было не из чего. Кофе он себе налил, но без сливок — найти их не смог, равно как и сахар. Наконец, удостоверившись, что больше ничем не разживешься, он сел на свободное место.

Рагу, если это можно назвать рагу, оказалось отвратительным. На вкус оно отдавало крахмалом и непонятными добавками. Овощи были безвкусными, а мясо — не куриным, а похожим на соевое и таким же неаппетитным. Он с трудом проглотил пищу. Хлеб походил на картон. Он выплюнул первые ложки искусственного ванильного крема и отхлебнул кофейный суррогат со слабым привкусом моющего средства.

Потом бросил взгляд на стену над раздачей.

САМОУБИЙСТВО АНТИСОЦИАЛЬНО

Разумеется; какой простой выход, наверное, местным властям пришлось хорошенько попотеть, прежде чем удалось ему воспрепятствовать.

Неужели другого выхода нет?

Не допив кофе и до половины, он вышел на улицу. Теперь он понял, почему не видел в магазинах продавцов. Граждане просто входили внутрь и брали все необходимое. Брали ровно столько, сколько нужно, иначе следовало наказание Внутреннего Голоса. Шикарный способ управления распределительной системой. В деньгах необходимости нет. Осуществилась стародавняя мечта об утопии: безденежная экономика, независимая от законов спроса и предложения, основанная на сотрудничества и самоограничении. К сожалению, чреватая хроническим дефицитом, но кому придет в голову жаловаться?

Кто сможет жаловаться?

Он сел на неуклюжий омнибус на Сознательной Авеню, магистрали, ведущей к реке и пересекающей мост. На другом берегу омнибус въехал в район города, который в реальном мире был известен Джину под названием Южная Сторона. В этом мире он названия не имел и состоял в основном из многоэтажек и небольших скверов.

Бульвар Социальных Забот был главной улицей, ведущей мимо многочисленных комплексов строений, каждый из которых был обозначен номером. Джин увидел, как за окном омнибуса промелькнул номер 501, и стал пробираться к выходу.

Водитель обратился к нему с лучезарной улыбкой:

— Мы с каждым днем все счастливее, гражданин.