Удивительное путешествие Полисены Пороселло - Бьянка Питцорно

– Ну и ну! Неужели ты…

– Да, это я, твоя дочь! Папочка! – снова закричала Полисена, бросаясь к нему на шею.

На этот раз Пакувий не стал сопротивляться. Он засмеялся и сказал:

– Стало быть, ты та, которую я называл доченькой. Но это не значит, что я твой отец. И вообще, мне тогда было всего лишь тринадцать лет.

– Что-то я не понимаю… – пробормотала Полисена.

– Теперь ваша очередь выслушать меня и не перебивать, – ответил Пакувий. – Так вот, на том корабле я был последним колесом в телеге, то есть юнгой. В мои обязанности входило драить палубу, коридоры и каюты, чистить медную посуду и картошку. А когда капитан отрубил руки своему личному лакею за то, что тот поставил утюгом желтое пятно на рубашке, то я стал ответственным за белье чудовища. Во всем этом было мало приятного, но мне не удалось найти другой работы, когда я ушел из дома, а возвращаться к матери с пустыми руками не хотелось. Сколько же всего я пережил! Вы даже представить себе не можете, каким злодеем был тот пират.

– Я ведь не его дочь, правда? – с надеждой в голосе вмешалась Полисена.

– Его дочь?! Да какая женщина согласилась бы иметь ребенка от этого монстра? И даже если бы это случилось, Подлогнус вряд ли стал бы держать у себя ребенка. Он бы не раздумывая избавился от него на рынке рабов. Именно это он и собирался сделать с тобой. Да, тут есть от чего содрогнуться. Тебя ждало страшное будущее. Через неделю «Кровопийца» должен был встать на якорь у города Альзанур, где по субботам проходит эта мерзкая купля-продажа. К счастью, нас настиг страшный ураган…

Сразу же стало ясно – «Кровопийце» ураган не по силам. Я знал, что капитан ни за что не возьмет тебя в единственную спасательную шлюпку, что у нас оставалась. Еще бы, соплячка, которая визжит и дрыгает ногами! Скорее всего, он собирался выбросить тебя в воду и утопить, как котенка. Поэтому я, воспользовавшись паникой, просмолил ящик из-под фруктов и провощил корабельный флаг. Хотел как можно лучше укрыть тебя от холода. Я не очень-то разбирался в младенцах, хотя и нянчился с тобой на борту. Это я, последнее колесо в телеге, должен был мыть тебе попку и кормить овсянкой. Остальные не желали к тебе даже прикасаться. Говорили, что ребенок на борту приносит несчастье. И, в общем, не ошиблись. Все они утонули, бедняги!

А я к тебе привязался. Ты была еще меньше и беззащитнее меня, поэтому хотелось тебе помочь. Другие матросы презирали меня за это и насмехались: «Девчонка! Где твоя кукла? Где твой пупсик? Смотри в оба, а то мы зажарим его на вертеле! Небось он будет понежнее молочного поросенка!» Знаешь, я опасался, что они говорят это на полном серьезе, поэтому никогда не оставлял тебя одну и чувствовал себя за тебя в ответе. Вот почему, увидев шарф, я назвал тебя «моей малышкой».

Полисена вздохнула. В общем, уже то хорошо, что она не пиратская дочь.

– Но вернемся к шторму, – продолжал бывший юнга. – Тебе спасло жизнь не что иное, как красный чулок, в который я тебя затянул. Я украл его из капитанской каюты и даже не заметил, что это была последняя пара чистых чулок в тумбочке. Я надеялся, что он не только согреет тебя, но и помешает резким движениям, которые могли опрокинуть колыбель. Потом туго замотал тебя в шарф и заколол его булавкой с изумрудом. Я успел опустить тебя в воду за полчаса до того, как судно скрылось под водой.

В это время капитан решил спасать свою шкуру и спустился переодеться в каюту: он наряжался всякий раз, как покидал борт корабля, неважно для какого дела. По привычке выкинув в иллюминатор грязные чулки, он пошел за новыми, но обнаружил только один. Нетрудно было найти виновника, ведь только у меня были ключи от каюты. Разъяренный Подлогнус пинками затолкал меня в шлюпку.

– Будешь грести, несчастный! – визжал он. – А как только покажется земля, привяжу тебе на шею якорь и брошу в море.

Мы успели отплыть как раз вовремя, чуть было не захваченные водоворотом, когда «Кровопийца» после финального толчка скрылся под водой. Я греб изо всех сил, а пират лежал, посматривая на меня, и грыз себе орешки. С собой он увез неимоверное количество пищи, сундук с париками, серебряные приборы и свой персональный ночной горшок из тончайшего фарфора.

Меня же он выбрал из всех не для того, чтобы спасти мне жизнь, а чтобы продлить страдания, в отместку за свою голую ногу.

Мы скитались по морю девять дней, во время которых Подлогнус не позволил мне даже прикоснуться к воде и пище. «Когда выбьешься из сил, я брошу тебя на съедение рыбам», – ухмылялся он. По ночам, чтобы я не мог есть и пить, он ложился на мешки с провизией, а бочонок с водой служил ему подушкой. Но он так крепко спал, что мне все равно удавалось стянуть у него немного пищи и воды, чтобы не умереть с голоду.

Во время моих ночных рейдов я также обнаружил, что кожаный мешочек, висевший у пирата на шее, был полон драгоценных камней, и потихоньку грыз веревку, не перегрызая до конца, а ожидая подходящего момента, чтобы его сорвать.

На девятый день нас окружила стая дельфинов, которые грациозно выпрыгивали из воды, приглашая нас поиграть. Но все красивое и доброе действовало пирату на нервы. Разозлившись, он зарядил пистолет и направил его для начала на серебристого дельфиненка с добрыми глазами. Он совершенно не мог вынести его вида. В мгновение ока я вытащил весло из уключины и, используя его как дубинку, опустил на запястье Подлогнуса. Пистолет выпал, а пират с бешеными воплями бросился на меня. Вместо того чтобы отойти, я подождал его, вытянув вперед ногу, и когда он напал на меня, поставил ему подножку. Он вверх тормашками отлетел в шлюпку.

Время подгоняло, я протянул руку, схватил кожаный мешок, что висел на шее у злодея, рванул на себя… и, к счастью, веревка оборвалась. Я немедленно нырнул в воду. На горизонте не было видно никакой земли, но я знал, что обо мне позаботятся дельфины, не дадут утонуть.

Так и случилось. Они подплыли под меня и держали меня на плаву, так что я быстро отдалялся от выстрелов пирата, а он, истратив все снаряды, разъяренно кидался в меня серебряными ложками, а потом, когда закончились и они, запустил ночной горшок. Правда, не попал.

Еще до наступления ночи дельфины отнесли меня к берегу, живого и здорового, промокшего как губка, но с драгоценным мешочком в руке.

С меня хватило приключений. Я продал камни и сколотил неплохое состояние, на которое, вернувшись домой, купил поля и ферму. Не знаю, что сталось с пиратом. Небось, он все еще в море, вылавливает свои вилки и ночной горшок.

– Нет. Пират умер. Его повесили. А пепел развеяли по ветру, – взяла слово Лукреция.

– Бедный! – сочувственно вздохнул Пакувий.

– Он другого и не заслужил, – сухо произнесла Полисена, которая теперь охотно могла говорить о Подлогнусе все что думает: он ведь ей не отец.