Мэриел из Рэдволла - Брайан Джейкс

Сотрясаясь от дикого хохота, Габул сунул свое оружие в ножны и развалился на троне.

Встревоженные рэдволльцы столпились в дверях лазарета, заглядывая внутрь, где на кровати неподвижно распростерлась Буря Чайкобой. Расстроенный до слез Сакстус кусал губы:

— Это все из-за меня. Из-за этих стихов. Глаза бы мои их не видели. И зачем только я их прочел! Дандин ободряюще похлопал друга по плечу:

— Что за чушь, Сакстус! При чем тут ты? Кто ж мог знать, что так выйдет? Да и Буря вовсе не похожа на неженку, которая чуть что падает в обморок.

Симеон, который колдовал за маленьким столиком, составляя снадобье из целебных трав и корней, повернулся К друзьям:

— Верно сказано, Дандин. Буря вовсе не неженка.

Чутье подсказывает мне — ей довелось перенести то, что под силу далеко не каждому. Наша Буря Чайкобой — крепкий орешек.

— Ты прав, Симеон, — вступил в разговор аббат. — Но мне почему-то кажется, что нашу юную гостью зовут вовсе не Буря Чайкобой. Хотел бы я знать, кто она и откуда.

Симеон опять принялся толочь что-то в ступке.

— Может статься, именно сейчас нам удастся это выяснить. Сестра Шалфея, у тебя все готово?

В дверях появилась сестра Шалфея:

— Матушка Меллус, отец Бернар, брат Губерт, входите, вам лучше присутствовать при том, что здесь будет.

Дандин, Сакстус, да и ты, Тарквин, заходите тоже. Но чтобы тише воды, ниже травы. А всем остальным пора спать. Через два часа солнце встанет. Для гостей приготовлены постели в Пещерном Зале.

Буря по-прежнему не шевелилась. Сестра Шалфея, меняя холодную примочку на лбу мышки, заметила глубокий шрам. Она осторожно приподняла голову Бури, а Симеон влил ей в рот несколько капель своего снадобья.

Мышка облизала губы, вздохнула и откинулась на подушку. Казалось, она крепко уснула. Симеон присел рядом, нагнулся к уху Бури и тихонько заговорил:

— Ты среди друзей, дитя мое, в полной безопасности.

Расскажи нам, что с тобой стряслось. Припомни все по порядку, с самого начала. Ты слышишь меня?

Ресницы Бури дрогнули. Она глубоко вздохнула и заговорила — спокойно и размеренно. Брат Губерт немедленно устроился за столиком в углу и схватился за перо, чтобы записать услышанное.

История, рассказанная девицей мышиного племени, именующей себя Буря Чайкобой. Записана братом Губертом, летописцем аббатства Рэдволл:

— Вот уже много дней, как я и мой отец Джозеф отправились в путь по морю. Корабль наш называется «Барвинок». Команда целиком состоит из землероек. Это их первое плавание, поэтому всем немного не по себе. Но капитан Ясень, по-моему, смел и решителен. Это капитан объяснил нам, что лишь морем мы сможем доставить огромный колокол в крепость Саламандастрон.

Колокол наш укреплен на. палубе, мы с отцом часто сидим около и любуемся, как солнце играет на его блестящей поверхности. Отец и сам весь светится от гордости, когда говорит со мной о колоколе.

— Я уверен, Мэриел, барсук Ронблейд Широкая Полоса будет доволен моей работой, — часто говорит он. — Смотри, солнце опускается в море и наш колокол точно пламенем охвачен. Не зря на него ушло столько драгоценного металла — меди, бронзы и золота. А еще я добавил серебра, чтобы голос колокола стал нежнее и мелодичнее.

Мой отец — самый мудрый и сильный из всех мышей.

И уж конечно, он самый лучший в мире колокольный мастер. Но когда я говорю ему об этом, он только смеется.

Скалистые рифы заставили наш корабль отойти дальше от берега. Теперь земля совершенно исчезла из виду, и куда, ни бросишь взгляд — кругом лишь волны. У меня частенько захватывает дух, особенно когда ветер вздымает огромные валы, угрожая обрушить их на палубу. Команда тоже немного приуныла. Но отец утверждает — все в полном порядке. Так ему сказал сам капитан Ясень. Что ж, капитану можно доверять. Не сомневаюсь, он в целости и сохранности доставит нас в крепость, где правит владыка барсук.

С самого рассвета нас преследует огромный черный корабль с багровыми парусами. Все в тревоге, я вижу это. Капитан Ясень что-то шептал на ухо отцу, и мне удалось разобрать слова «крысы-пираты». Отец отвел меня вниз, в каюту. Приказал забраться под койку, закутаться одеялами и не высовывать носа. Только я совсем не боюсь крыс.

Меня душит гнев. Пусть только сунутся, я не дам им спуску. Жаль, что отец запер меня в каюте.

Пираты у нас на борту — наверху грохот, треск, визг и топот. Лязг металла, треск дерева, ужасающие вопли.

Я должна выбраться отсюда! Как могу я лежать здесь, когда все сражаются с крысами. Вдруг все стихло. Теперь до меня доносятся лишь стоны раненых да скрип веревок.

Неужели я ничем не помогу своим?

В коридоре послышался шум, тяжелые шаги, бряцанье оружия. Дверь с треском распахнулась. Я выглянула в щелочку меж одеялами — в каюту ворвались три здоровенные крысы и тут же сцепились, вырывая друг у друга флягу с вином, которая стояла на столе. Один — разбойники называют его Хватколап — завладел фляжкой, но другой, громила по имени Салтар, двинул его в брюхо и отобрал добычу. Хватколап рухнул на пол. В этот момент корабль накренился, и тот закатился под койку. Я завизжала, а он отбросил прочь одеяла и взревел:

— Лопни мои глаза, славная находочка! Гляньте-ка, здесь смазливая мышка!

И он попытался вытащить меня из-под койки, но я зубами вцепилась ему в горло. Взвыв, разбойник выпустил меня. Глаза его закатились, и он затих. Салтар расхохотался и повернулся к другому пирату:

— Шустрая мышка попалась, Леддер! Ишь ты, придушила старину Хватколапа! С ней надо держать ухо востро!

Оба кинулись на меня. Труп крысы помешал мне увернуться. Салтар и Леддер набросили на меня одеяло и принялись колотить. Я не могла шевельнуться и едва не теряла сознание.

Крысы вытащили меня на палубу. Сквозь прореху в одеяле я вижу, что отец и капитан Ясень тоже здесь. Они привязаны к колоколу. Тела их покрыты ранами и кровоподтеками, Все матросы лежат на палубе — кто убит, кто ранен, кто связан. Салтар что-то говорит Леддеру — насчет того, что рыба проголодалась…

Примечание брата Губерта. Тут девица мышиного племени пришла в крайнее беспокойство, начала стонать и метаться. Матушка Меллус уложила ее на подушки, а травник Симеон влил ей в рот еще несколько капель своего снадобья. Молодая мышь успокоилась, несколько минут полежала неподвижно, а потом вновь заговорила. Привожу здесь ее рассказ со всей доступной мне точностью.

— Сейчас зима, и мне холодно. И все время хочется есть. Отец мой тяжко болен — всего один раз мне удалось увидеть его, когда его приводили наверх для разговора с Габулом. Габул требует, чтобы отец выстроил для него колокольню. Отец отказался наотрез. Габул пришел в бешенство и приказал отправить отца назад в подземелье, держать его в клетке, пока тот не одумается. Кривоглаз, один из прихвостней Габула, говорит, мол, у них есть верное средство заставить отца подчиниться. Средство это — я, его дочь. Габул заявил, что, если голод, холод и страдания не сломят духа моего отца, они проверят, насколько сильны его родительские чувства.